Сам чудесно возродившийся герой-исследователь купался в лучах славы, не отказывался от интервью, встречался с жителями и всем без устали рассказывал, как провел пять лет в заточении у таинственных компьютеров, с которыми якобы беседовал на философские темы и на которых, в целом, не держит обиды.
Так прошло два дня, город чествовал героев, их приглашали на праздники, и везде Харви рассказывал людям свою историю и при всяком удобном случае отговаривал любопытствующих подходить к институту.
Лайам только мрачно наблюдал за ним и размышлял.
****
Толстый человек шел поздно вечером по улице, слегка пошатываясь, бормоча какие-то бессвязные приветствия, попадающимся прохожим, те кивали и улыбались в ответ, узнавая его кожаную куртку и шапку с очками. Кто-то хлопал по плечу и советовал идти домой, на что человек дуя в усы, бурчал, что туда и направляется.
Вот уже и улица опустела, он подходил к дому, оставалось лишь пара кварталов. Хотя зрителей не было, он все равно шел не твердо, покачиваясь, пьяно бормоча в усы и икая.
Махнув лоточнику, сворачивающему пожитки в конце улицы, толстый человек свернул в темный проулок, где уже давно какие-то хулиганы разбили единственный фонарь.
Человек нервно оглянулся, как будто что-то почувствовал, но дунул в усы, побурчал и пошел дальше.
Неясная тень преградила путь, заслоняя редкие вечерние огни, светящие на выходе с проулка.
— Ну здравствуй, Харви Смелый, — сказала тень.
Толстяк всполошено замер, подслеповато пригляделся в темноту.
— Лайам? Лайам Ли Кадами? Тот мальчик, что спас меня? Что ты здесь делаешь? — пробулькал он, нетвердо пошатываясь.
— Верно, это я. Какое у тебя удивительное зрение, ведь здесь так темно, что я едва вижу твой силуэт.
Толстяк молчал, но продолжал исправно покачиваться.
— Что, такая мелочь, что ты и не учел? А ведь из мелочей и складывается картина, — продолжил Лайам из темноты. — Промах там, промах тут, и все сразу становится понятно. Гуляешь?
— Меня приглашали на ужин в правительстве, я, кажется, изрядно набрался…
— А меня не пригласили… — обронил Лайам.
— Если дело только в этом, мальчик, я бы поговорил…
— Похвально, как реалистично ты изображаешь пьяного, и как усердно. Но поздно ты озаботился деталями.
Над их головами кто-то зажег лампу и поставил на выступ. Стало видно потное подвыпившее лицо Харви Смелого, выглядел он удрученно, но ни капли не растерянно, только лишь настороженно. И он даже не поднял голову, чтобы посмотреть, кто там еще, видимо, он заметил, что там кто-то есть одновременно с тем, как заметил Лайама.
— Мелочи, мелочи, — вздохнул Лайам задумчиво.
Почти бесшумно за спиной Харви спрыгнула Калисса, с металлическим шелестом доставая свой невообразимой длины кинжал.
Толстяк взволнованно оглянулся на нее, потом взглянул на Лайама:
— Ты что, решил убить меня? За что? Ты так завидуешь мне?
Лайам проигнорировал его слова, сделав два шага навстречу:
— Видишь ли, Харви, куртка на твоем трупе в точности, как у тебя. Правда полежалая, пыльная, видно, что валялась там все эти пять лет. И еще… — Лайам наклонился, заглядывая в темные ничуть не испуганные глаза: — Она вся залатанная, Харви, в заплатках, а та, что на тебе, как новенькая. Мех на воротнике нужного цвета и фактуры, но мне видно, что это не хвост горной кошки, а воротник Харви Смелого был сделан из хвоста якобы убитой им в схватке кошки. Конечно, он это сочинил и купил хвост у какого-нибудь охотника, но сути дела это не меняет. Твой воротник из чего-то другого.
— Почему ты так уверен?! — начал было Харви.
— Тсс-тсс, — поднял руку Лайам. — Я еще не закончил свою обличительную речь, господин Харви. Когда Шами выронил свой нелепый компьютер, между тобой и этим электронным демоном что-то произошло. Вы обменялись информацией. Как-то так, что людям это было незаметно. Или он передал тебе что-то по радиосвязи, или — как я больше склоняюсь — визуальным кодом, через серию неуловимых глазу гримас своего нарисованного лица. Что-то типа, молчи, иначе я тебя выдам, и ты выкрутился, сказав нам какую-то полуправду. Кто же такой наш Салли на самом деле?
— Это возмутительно! Я сейчас буду кричать! Ты ошибаешься, принимая меня непонятно за кого!
— Что ж, понимаю, ты не выдашь сейчас эту информацию, ведь это равносильно признанию, что я прав.