Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Утро началось славно — с почти традиционного стона Его величества:
— Детка, отвяжись ты от меня… Спать хочу.
И это — ответ на все мои старания! В конце концов, мне требовалось не столь уж и много — всего лишь капелька внимания. Кажется, я так и не добьюсь желаемого. Осуждающие и многозначительные взгляды успеха не имели — очень трудно заметить чей-либо взгляд, если отвернуться от собеседника, да еще накрыть голову подушкой. Но я с детства отличалась упрямством, а потому сделала вторую попытку:
— Ваше величество, а не угодно ли…
— Не угодно! — приглушенно донеслось в ответ. — Иди погуляй в саду! Или где-нибудь еще! Только уйди отсюда!
— Фи, какой грубиян, — вздохнула я, усаживаясь на краю огромной постели. Ну хорошо же, варварская душа, у маленькой Эви отыщется замечательный способ заставить тебя уделить ей немного твоего драгоценного времени. Сам напросился, незачем было делать вид, будто меня здесь нет!
— Между прочим, о мой повелитель, — небрежно сообщила я, — герцог Просперо, выпивший вчера не меньше тебя, проснулся с первой стражей и уже…
Договорить мне не дали. Упоминание о герцоге, как я и рассчитывала, подействовало безотказно — из-под подушки появилась всклокоченная черноволосая голова и Конан нетерпеливо осведомился:
— Ну? И что — уже?
— Герцог Пуантенский… — вкрадчивым кошачьим голоском продолжила я, — недавно заходил сюда, убедился, что разбудить тебя невозможно, и отправился делать то, чем должен заниматься король, а не Великий герцог…
Кстати, это было правдой. Пуантенец действительно заглядывал незадолго до десятого послеполуночного колокола, издевательски-учтиво пожелал мне доброго утра и пригласил к завтраку. Я ответила, что, если мне не удастся разбудить короля, то никакого завтрака не состоится, да и обеда, пожалуй, тоже. А виновных в этом печальном обстоятельстве далеко искать не надо. Кто вчера превратил мирный ужин в разгульную пьянку? И я совершенно правильно поступила, что ушла, не дожидаясь, пока загулявшую компанию посетит очередная сногсшибательная идея и они примутся ее осуществлять…
— Это что же? — нарочито суровым голосом осведомился король, приподнимаясь на локте. — Утешать некую хорошо знакомую мне светловолосую красавицу, мающуюся одиночеством?
Очень остроумно. Иштар Великая, когда же он уразумеет, что мне вполне хватает его одного! Я же не враг себе, чтобы строить глазки кому-либо еще… давая тем самым повод Его величеству выставить меня за дверь, а придворным — животрепещущую тему для сплетен на ближайшие полгода, а то и год!
— Его светлость герцог Просперо занят важными государственными делами, — сердито сказала я. — И прекрати ревновать!
На лице короля выразилось плохо скрываемое отвращение и он снова рухнул на кровать. Зря я с утра упомянула «важные государственные дела». Знаю же, что нынешний правитель Аквилонии ненавидит это занятие больше всего на свете. Возня с многочисленными бумажками наводит на Конана беспросветную тоску, а дурное нестроение король единственным хорошо известным ему способом — устраивает почти каждый вечер «малый прием» для друзей. Последствия таковых приемов налицо — похмелье, головная боль, нежелание разговаривать, вставать и вообще жить… Может, рискнуть и намекнуть Его величеству, что стоит уменьшить количество ежевечерних возлияний, и что сорок лет — отнюдь не двадцать? Никто ведь не спорит, что король способен перепить любого из придворных, и совсем не обязательно всякий раз доказывать эту истину всему подлунному миру и его несчастным обитателям!
— …Эви, ты все еще здесь? — вывел меня из задумчивости страдальческий голос. — Вот и хорошо. Сделай доброе дело — спаси аквилонскую монархию. Принеси пива, а? Лучше светлого.
Мне осталось только горько вздохнуть, встать и, как благонамеренной подданной, отправиться выполнять свой долг перед государством и его правителем. Высказывать свое мнение о подобном способе справляться с утренней головной болью я не стала — все равно не послушает.
Вечно у меня все не так, как у нормальных людей. Правильно говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой». С первым мне повезло, а второго что-то совершенно не замечается. Муж — безответная тряпка, какого-никакого положения в столице я добилась сама. Да только много ли оно стоило, это положение при дворе старого полубезумного короля? Нумедидес умер, его сменил Конан, я превратилась в фаворитку государя, но… Что со мной случится завтра — я даже не загадываю.
— Ну за что мне такое наказание? — вопросила я у мраморной львиной маски на стене. Разумеется, ответа от бездушного камня я не дождалась. Впрочем, я прекрасно знала его — сама виновата, дорогая. Решила поиграть с огнем — теперь не жалуйся.
Вот я и не жалуюсь. Другая бы на моем месте давно возмутилась — мол, я не служанка, чтобы бегать туда-сюда, а я помалкиваю. Именно поэтому многочисленные юные, не слишком умные особы, пытающиеся исподтишка избавиться от меня, так и не достигли успеха.
Конечно, мне пришлось кое-чем пожертвовать и многое потерять, но за любой успех приходится платить. Я выполнила требование моего благоверного супруга, единственный раз в жизни набравшегося достаточной смелости и решившегося возразить против моих поступков — покинуть его добропорядочный дом и не пятнать своим недостойным поведением безупречную репутацию месьора графа Аттиос. Я переживу и злорадные шепотки за спиной, и прозвище «Ночная королева», и произносимое злобным шепотком «варварская подстилка». И смирюсь с тем, что все мои знакомые теперь либо предпочитают не замечать меня, либо прозрачно намекают — не могла бы я замолвить за них словечко-другое?
Впрочем, насчет своих знакомых я не заблуждалась с самого начала. Люди, постоянно обитающие в королевском дворце — особенно в таком огромном и запутанном, как Тарантийский — давно создали свой обособленный мирок, с раз и навсегда установленными правилами, неписаными законами и уложениями. Выбившийся наверх всеми правдами и неправдами обязан тянуть за собой всех имеющихся родственников и сколь-нибудь близких друзей. Фаворит или фаворитка правителя должны оказывать покровительство всем, кто хоть чем-то помог им в достижении цели. Открыто выражать свое мнение — дурной тон… И так далее до бесконечности.
Я пренебрегла большинством этих требований. Видимо, сказалось влияние короля, которому вообще не интересуют здешние порядки, традиции, неписаные установления и мышиная возня, происходящая под крышей дворца… Конана куда больше интересуют дела страны, столь необычным способом доставшейся ему нынешней весной, общество его друзей… и немного — я. Спасибо и на этом.
В конце концов, невелика трудность — спуститься на этаж вниз и заглянуть в малую кухню. Там уже успели изучить королевские привычки, а потому мне даже ждать не приходится. С ледника торопливо притаскивается бочонок, часть содержимого переливается во вместительную кружку, каковая торжественно вручается мне. Можно с чистой совестью идти обратно.
Сегодня я решила слегка отомстить Его величеству за небрежение. Кружку я выбрала сама, и сосуд, который мне приглянулся, изображал странное пузатое существо на кривых ножках. Существо жизнерадостно ухмылялось во все четыре имевшихся зуба и сжимало в поднятой лапке подобие бутылки. Не представляю, какого именно демона изобразил мастер, но чем-то веселый уродец мне понравился. Интересно, а король разделяет мое мнение? Вот сейчас и узнаем…
Иногда меня так и подмывает сыпануть в утреннюю опохмельную кружку чего-нибудь безвредного, но достаточно противного на вкус. Говорят, есть какое-то кхитайское средство, очень способствующее отвыканию от привычки к горячительным напиткам. Только, если таковое снадобье действительно существует, мне понадобится запастись целым мешком. И, наверное, не одним…
Когда я вернулась, меня встретили очень серьезно заданным вопросом:
— Эви, а ты не помнишь, что мы такое вчера отмечали?
— Годовщину разгрома на холмах Либнум, — съязвила я. Вообще-то на холмах Либнум, что в Шеме, никогда не происходило ни единой битвы. Там выращивают лучший из известных сортов винограда, а вчерашнее сражение с шемскими винами Конаном и его присными было безусловно и позорно проиграно.
Моего намека не поняли. Король озадаченно посмотрел на меня, почесал в затылке и решительно заявил:
— Нет, что-то другое… Случаем, не день рождения Паллантида?
— Его вы праздновали в прошлом месяце, — напомнила я. — И мне помнится, что все вчерашние речи велись о каком-то доспехе, который вы недавно приобрели для дворцовой оружейной… Кстати, мой король, вот твое пиво.
Я поставила поднос с кружкой на кровать и очень вежливо осведомилась:
— Как только можно пить такую гадость?
— Много ты понимаешь… — долетело до меня в кратких промежутках между торопливыми глотками и несносным бульканием.
Столь жуткий способ борьбы с головной болью, как ни странно, оказался действенным. Ибо, опустошив сосуд, король заинтересованно оглядел оловянного уродца, хмыкнул и уже нормальным голосом поинтересовался:
— Издеваешься?
— Да, — честно призналась я. — Высказываю дерзостное неуважение к монархии. Готова претерпеть любое наказание, только не велите казнить, Ваше величество. Я этого не переживу.
— Любое, говоришь? — задумчивым и не предвещавшим ничего хорошего тоном протянул король. — Сейчас проверим…
Вот так? Следовательно, дела государства и трона вполне могут подождать? И наплевать на все прозвища, которыми меня награждают. Мне просто завидуют…
Наверное, самое тяжелое занятие в мире — быть королем. Ведь едва любому правителю захочется немного порадоваться жизни, как, точно по какому-то нерушимому закону, обязательно стрясется некое событие, требующее немедленного внимания монарха.
— Кого принес Нергал?! — мне показалось, что я сейчас оглохну от яростного громоподобного рева, последовавшего в ответ на тихий, но настойчивый стук. Еще хорошо, что в королевскую опочивальню никто не вламывается запросто. Хоть стучат…
Дверь слегка приоткрылась, и в щели появилась физиономия Юсдаля-младшего. Увы и ах! Праздник для маленькой Эви не состоится. Если королевский летописец заявляется с самого утра, значит, во дворце случилось что-то серьезное.
Король глубоко и ошибочно убежден, что младший из рода баронов Юсдалей — самое бесполезное существо во дворце, содержащееся лишь в качестве уступки придворным условностям: раз нужен хранитель библиотеки, значит, так тому и быть. Я же точно знаю, что молодой Юсдаль прекрасно осведомлен о всех дворцовых делишках и ему известно гораздо больше, чем кажется окружающим. Уроженцы Гандерланда по большей части относятся к числу людей, именуемых «себе на уме», и Хальк не является исключением. Я отлично понимаю, почему он не столь давно отказался забыть свою возню с пыльными свитками и рукописями и не принял выгодное и лестное предложение короля перейти в Черные Драконы — личную королевскую гвардию. Гвардия — это, конечно, прекрасно, однако возможность всегда быть в курсе дворцовых интрижек намного притягательнее. Король же счел, что Хальк повредился разумом на почве болезненного пристрастия к книгам и оставил библиотекаря в покое.