— Я попробую отыскать транспорт. На это может уйти некоторое время, — услышала американка.
Кивнув, Ли Янь протянул другу перетянутую резинкой пачку банкнот.
— Заодно купи сигарет. — Ма уже разворачивался к тамбуру, когда детектив добавил: — Мне нужна твоя помощь, правда. И еще… Прости за Лотос, я был не прав.
Юнли отвел глаза.
— Все-таки дошло?
За спиной Маргарет прозвучали тяжелые шаги. Сквозь потрескавшееся стекло она увидела, как удаляется крупная фигура китайца. На вагон Юнли не оглянулся.
— Ему должно быть сейчас очень плохо, — тихо сказала Маргарет.
Ли Янь затянулся сигаретой. Сгорая, крошки табака едва слышно потрескивали.
— Понимаешь, он экстраверт. Временами он бывает… маньяком. У него куча достоинств и ничуть не меньше недостатков. Он справится с собой, уверен. — Детектив пальцами затушил окурок. — Ужасно хочу спать, ночью я не сомкнул глаз. Посидишь одна?
Маргарет кивнула, и в следующую секунду Ли уже спал, свернувшись, как ребенок, калачиком. Глядя на расслабившееся, безмятежное лицо, доктор Кэмпбелл с трудом удержала себя от того, чтобы не прижаться к нему щекой. Глаза заволокло слезами. Не думай, не жалей ни о чем! Для чего истязать душу, проклиная будущее, которое еще не наступило? Все мы когда-нибудь умрем, важна только жизнь.
Она уселась напротив, не сводя глаз со спящего мужчины, каждой клеточкой ощущая, как из тела уходит страх. Смерть уже не пугала ее, теперь Маргарет боялась впустую потратить хотя бы секунду из отпущенного ей судьбой срока. Самой страшной была мысль о том, что к женщине природа обычно более щедра, чем к мужчине. Неужели она переживет его?
Маргарет сбросила сандалии, легла рядом, обвила Ли Яня руками, с жадностью впитывая в себя его тепло. Впервые за очень долгое время ее накрыла волна спокойного, тихого счастья. Сознание нежилось в лучах мягкого света, затмить который не смогла бы буря чьей-то, пусть даже самой черной, подлости.
Она нашла свою любовь.
Он просыпался медленно, как ныряльщик, который поднимается на поверхность с большой глубины, окруженный пузырьками воздуха, боящийся открыть глаза навстречу ласковому солнечному свету. Ощутив спиной давление ее упругой груди, он осторожно повернулся; головы обоих разделял сейчас всего лишь сантиметр. Вплотную к нему лежала богиня: изящная линия носа, чуть выгнутые брови, персиковый бархат щек, полные сдержанной чувственности губы и трогательная россыпь веснушек. Тыльной стороной левой ладони он убрал с ее лба прядь волос, придвинулся, поцеловал мочку уха. Веки женщины дрогнули. В тот миг, когда глаза ее раскрылись, он сомкнул свои.
Маргарет увидела перед собой его лицо; голова лежавшего рядом была почти незаметно вздернута, как если бы он готовился поцеловать ее. Грудь защемило от чувства, которое она испытала, перед тем как провалиться в сон. Маргарет придвинулась к Ли Яню поближе, ее губы нашли широкий нос. Ресницы мужчины колыхнулись, и она прикрыла глаза.
Ли Янь смотрел на ее опущенные веки и улыбался. Прошло около минуты. В крошечной щелке блеснули голубые радужки, и через долю секунды Маргарет ответила на его улыбку. Поцелуй обессилил обоих. Губы ее не сразу уступили натиску, а потом как-то мгновенно поддались, вобрали в себя его горячий, воинственно заостренный язык. Сейчас и ею, и им двигало нечто более высокое, чем желание физически обладать друг другом. Отступило куда-то время, ничего не значила даже страсть. Упал на пол ворох одежды; в грязное окошко вагона заглянуло солнце. Объединенные любовью и скорбью, две души слились в одну, два сердца забились в унисон. Крепкие ладони чашечками накрыли ее груди, нижняя губа почувствовала ласковый укус его зубов. Маргарет со вскриком сжала пальцами твердые ягодицы, притягивая тело Ли Яня к себе. Тело это было настолько прекрасным, что она хотела его всего — без остатка. Бедра мужчины напряглись, с пружинистой силой заходили взад и вперед. Он наполнил ее всю — без остатка. Острота экстаза походила на сладкую боль. Пальцы Маргарет сжимались и разжимались, с губ рвался стон, а потом, когда лоно ощутило мощный взрыв, она потеряла над собой контроль. Мощное слияние омыло обоих ощущением удивительной свежести. Мир перестал существовать.
Недвижные, покрытые потом, они почти без дыхания лежали минут двадцать в объятиях друг друга. Не было произнесено ни слова: никто не решался нарушить колдовскую тишину. Наконец Ли потянулся за сигаретой, выпустил к желтому от никотина потолку струю дыма, спросил: