— Ммм. — Я обернулась, чтобы еще раз перечитать плакат, и задумалась над его смыслом. — Здесь мертвые говорят нам о том, что с ними случилось, верно? Они как будто дают свидетельские показания.
— С помощью Глена. — Суперинтендант посмотрел мимо меня и встал. — А вот и он сам!
Доктор Ханшоу появился в дверях у стола администратора.
— Простите, что заставил вас ждать. Все, теперь мы готовы.
Я поплелась за боссом, с трудом переставляя нетвердые, как у новорожденного жеребенка, ноги. Мне вдруг отчаянно захотелось оказаться подальше отсюда. Однако, если я собираюсь сделать карьеру, расследуя убийства, мне надо укрепить свой дух. В моей практике наверняка будут вещи и похуже. С этой ободряющей мыслью я сделала пару глубоких вдохов и вошла через двойные двери в анатомичку, где на высоком столе лежали останки Ребекки Хауорт, обнаженные и готовые к исследованию. Красавицы Али не было видно. Насколько я поняла, она проводила в морге не много времени. Ханшоу диктовал ей свои выводы, а она печатала отчеты. И дело вовсе не в брезгливости, отнюдь. Ассистентка патологоанатома с завидным хладнокровием держалась на местах преступлений и даже бровью не вела при виде самых жутких сцен. Но патологоанатом не любил работать в окружении толпы. Годли, его старый друг, не считается. А я здесь была скорее тенью Годли, чем самостоятельной личностью, поэтому он меня почти не замечал.
Кроме нас в комнате находился только один человек — симпатичный парень в хирургической робе. Ханшоу представил его как технического ассистента Стивена. С крашеными прядями в волосах и тремя серьгами в левом ухе, он уравновешивал мрачную обстановку покойницкой своей фонтанирующей энергией. Делая последние приготовления, он припрыгивал и что-то напевал себе под нос, как будто и не было этого стола в центре с лежащей на нем мертвой девушкой. Впрочем, для него вскрытие — обычная каждодневная работа.
«Для меня оно тоже должно стать рутиной», — сказала я себе, расправляя плечи и внутренне готовясь к тому, что сейчас произойдет.
— Мы ее уже сфотографировали и взяли некоторые пробы для анализа, — заговорил доктор Ханшоу, обращаясь ко мне. Его тон был резким, но не враждебным. Видимо, Годли попросил в процессе работы объяснять мне подробности. — Когда ее раздевали, мы обнаружили кое-что странное. Резинка на трусах была скатана и завернута внутрь — вот так, — он продемонстрировал на себе, загнув пояс хирургических брюк в сторону тела, — а сами трусы надеты криво: правый край ниже левого. Это дало мне повод предположить, что она одевалась не сама — это сделал кто-то другой. Ходить в плохо натянутом белье ей было бы неудобно. Не думаю, что она была в сознании, когда ее одевали.
Годли нахмурился.
— Изнасилование?
— Я не заметил признаков сексуального насилия. — Ханшоу пожал плечами. — Не знаю, как это расценивать, но данное преступление не совпадает с другими случаями операции «Мандрагора». У последних четырех жертв одежда была в порядке, только немного задрана и перекошена — вероятно, оттого, что убийца волочил трупы по земле. Но на этой женщине платье сидело аккуратно, подол был опущен. Сместилось только белье.
— Что еще?
— Есть и другие любопытные моменты. У нее была старая травма, перелом скулы. Скуловая кость срослась — значит, это случилось давно. Я запросил медицинскую карту покойной у ее семейного врача. Возможно, родственники расскажут, откуда этот перелом. И вот еще что. — Доктор Ханшоу поднял правую руку Ребекки, повернув ее к нам тыльной стороной кисти, и очистил участок кожи, который не так сильно пострадал от огня. — Видите эти отметины на указательном и среднем пальцах, сразу под костяшками? Конечно, их трудно заметить из-за ожогов, но они проявились под ультрафиолетом. Кожная ткань поцарапана. Вероятней всего, это следы от ее зубов. Они остались после того, как она многократно совала пальцы себе в рот.
— Но зачем она это делала? — спросил Годли.
— Вызывала искусственную рвоту, чтобы сохранить стройность, — вставила я не раздумывая. Я училась в школе для девочек и прекрасно знала, что такое расстройство питания.
Патологоанатом кивнул:
— Совершенно верно. Булимия нервоза. Кроме того, эмаль на зубах сильно разъедена кислотой. Думаю, она давно страдала этим расстройством. У нее было сильное истощение: она весила всего сорок семь килограммов.
— Сколько это по-нашему? — резко осведомился суперинтендант.