— Замечательно, Ян. Большое тебе спасибо.
Он склонил голову набок.
— Прости. Надо было заранее предупредить о своих планах на вечер. Я вернулся не вовремя?
— О Господи! Неужели похоже, что мы развлекались?
— Да, для тебя это действительно развлечение, и еще какое! Я знаю, Мэйв, ты предпочитаешь работу всему остальному. Ты не пошла со мной и моими друзьями в кино. Только не говори, что ты об этом жалеешь.
— Не особенно, — созналась я. — Но все дело в том, что у меня мало общего с твоими друзьями.
— Иногда я спрашиваю себя, — бесстрастно произнес Ян, — что у тебя общего со мной.
К несчастью, я не нашлась с ответом, и обстановка накалилась еще больше. Но когда мы зашли в кухню, мне стало совсем нехорошо. Кружки с буквами оказались переставлены, на средней полке красовалось слово. Я частенько слышала, как Роб его употребляет, и теперь окончательно лишилась дара речи.
Впрочем, мне просто нечего было добавить к этому слову.
Я стояла на стремянке и сдирала со стены обои, когда зазвонил мобильный. Можно было и не отвечать, но у меня уже болели руки и я обрадовалась небольшой передышке. Интересно, кто это звонит? Спрыгнув со стремянки, я посмотрела на дисплей и удивленно присвистнула.
— Привет, Тилли!
— Ой, Луиза! Прости, что беспокою тебя в воскресенье утром. Надеюсь, ты уже встала? Не люблю звонить людям слишком рано в выходные, но в данных обстоятельствах решила, что так будет лучше. — Она тараторила, проглатывая слова, и мне приходилось прислушиваться, чтобы разобрать ее речь. — Какой ужас случился с Ребеккой, да? Просто не могу поверить!
— Да, у меня тоже в голове не укладывается, — пробормотала я.
— Я только что разговаривала с Джеральдом и Аврил насчет поминальной службы по Ребекке.
Джеральд и Аврил, мистер и миссис Хауорт, родители Ребекки. Я неожиданно разозлилась. Тилли училась с Ребеккой в одной школе. Их мамы были лучшими подругами. Но это еще не значит, что сама Тилли была лучшей подругой Ребекки. Эта выскочка слишком много на себя берет!
— Они еще не планировали ничего конкретного. Я говорила с ними об этом в пятницу, — сказала я, не сдержав детского хвастовства: пусть знает, что я общалась с родителями Ребекки раньше ее!
Но мои слова не задели Тилли, и она продолжала трещать:
— Нет-нет, все уже решено. Я занимаюсь организацией панихиды. По-моему, замечательная идея — собрать всех тех, кто любил Ребекку, чтобы они ее помянули и все такое. Служба состоится в среду.
— Не слишком ли рано?
— Это хоть немного отвлечет людей от горя. Я выбираю музыку, а Гэвин — тексты речей.
Гэвин, ее недавно приобретенный бойфренд, едва знал Ребекку. На мой взгляд, он вообще здесь ни при чем.
— Вряд ли я смогу прочесть речь, — заявила я, рассчитывая опередить ее просьбу.
— Я и не собиралась тебя об этом просить. Я уже составила список выступающих, и просто хотела сообщить тебе о церемонии. Она состоится в приходской церкви Хауортов. Ты когда-нибудь была у них дома?
— Много раз, — процедила я сквозь зубы.
— Ну вот, а церковь стоит в начале переулка. Свернешь с главной дороги и сразу ее увидишь.
— Знаю. Я там тоже была.
— Отлично. Служба начнется в двенадцать часов дня, а потом все пойдут к дому Хауортов, где состоится небольшой банкет.
Я слышала, как она листает страницы.
— У меня есть список друзей Ребекки — сохранился с тех пор, как я готовила вечеринку по случаю ее двадцатипятилетия, — вновь затараторила Тилли. — Но если ты знаешь кого-то еще и считаешь нужным их пригласить — может быть, кого-нибудь из университета, — пожалуйста, скажи, как их зовут и как с ними связаться.
— Хорошо, я подумаю, — пообещала я и неожиданно для себя спросила: — А кто еще будет на панихиде?
— Все, кто был ей дорог.
— Даже Гил? — уточнила я после секундного колебания.
— Конечно. Ему я позвонила первому.
Ее явно удивил мой вопрос. Разумеется, Тилли его пригласила. Я сглотнула, тщетно пытаясь успокоиться. Ничего страшного не произойдет, если мы с ним встретимся. Почему вдруг у меня пересохло во рту?
Я попрощалась с Тилли и продолжила срывать со стен гостевой спальни оранжевые обои, поклеенные, наверное, еще в восьмидесятых годах. Мой план преображения комнаты включал пышные занавески, белые половицы, ковер из овечьей шкуры вместо коричневого паласа, который я только что содрала с пола, чуть не задохнувшись от пыли, новые подушки и новый матрас на кровать, а также бледно-розовые обои с нежным рисунком. Пусть тот, кто здесь проснется, думает, будто спал на облаке. Это был тяжелый труд, но его результат приносил удовлетворение, и я тихонько напевала все утро, воплощая свои мечты в жизнь. Однако после звонка Тилли у меня пропало желание работать. Я очистила стену до конца, как намечала, и на сегодня закончила с ремонтом.