— Я очень сочувствую вашей потере, — сказал он.
— Вы не виноваты. Жизнь сама по себе нелегкая.
Теренс Бутчер пожал плечами и посмотрел на свои телефоны, как будто надеялся, что какой-нибудь из них зазвонит.
— Я пришла на тот случай, если вдруг вы можете сказать мне что-нибудь о моем муже и сыне.
— Я был бы рад помочь, — сказал Теренс Бутчер. — Но я не работал с вашим мужем каждый день. Если вы хотите поговорить с кем-то, кто знал его лучше меня, я могу устроить вам встречу с его непосредственным начальником или с кем-то из коллег.
— Нет, мне вас хватит. Я знаю, какой он был живым. Я пришла узнать, как он умер. Понимаете, мне было бы легче, если бы я знала, что мой муж и сын разорвались в клочья, а не погибли под ногами или сгорели.
— Господи, — сказал он. — Слушайте, вам лучше поговорить с теми, кто занимается расследованием майского теракта. Если вы действительно думаете, что вам это поможет, я распоряжусь, чтобы вам рассказали подробности.
— Да, но я хотела увидеть вас. Я сейчас в таком состоянии, когда мне ни к чему разговаривать с совершенно незнакомым человеком.
Теренс Бутчер прищурился и посмотрел на меня, как будто я была нижним рядом букв на таблице для проверки зрения.
— Мы знакомы? — сказал он.
— А вы не помните?
Теренс Бутчер долго смотрел на меня.
— Простите, — сказал он. — Я встречаю стольких людей на работе.
— И всех угощаете джин-тоником, да? И всем говорите, что они слишком хорошенькие для полицейской скво?
— Мм? — сказал он.
— Костюмированная дискотека отдела по обезвреживанию взрывных устройств. Позапрошлое Рождество. Вы были одеты в костюм Рассела Кроу из «Гладиатора».
— О нет, — сказал он. — Вы та маленькая индианка?
— На самом деле Покахонтас.
— Господи. Не знаю, что и сказать.
— А что вам говорить. Ничего же не было.
— Не было?
— Нет. Уж я бы запомнила.
Какое-то время мы оба молчали. Было так тихо, что можно было слышать, как кондиционер разгоняет по зданию запах похмелья и писанины.
— Вы ходите к психологу?
— Не-а.
— Лучше бы вам походить. Мы могли бы это устроить, если хотите.
— Не-а. Спасибо. Я разговаривала с одной такой в больнице, и от нее не было никакой пользы.
— Откуда вы знаете?
— Потому что я пыталась убить себя прошлой ночью, так-то. Наверно, попробую еще раз.
Теренс Бутчер слез со стола, но не отводил от меня взгляда.
— Не морочьте мне голову, — сказал он. — Я неплохо разбираюсь в людях. Если вы бы хотели убить себя, я хочу сказать, действительно хотели, то были бы уже мертвы.
— Я была в больнице. Это непросто. Я хотела выброситься из окна, только там было очень холодно.
Теренс Бутчер вздохнул.
— Понятно, — сказал он. — Тогда упростим вам задачу, да?
Он опустил руку и выдвинул ящик стола. Достал пистолет. Он был резкий, черный, выглядел очень злобно. И крупнее, чем показывают по телевизору. Он был примерно такого же размера, как целая Вселенная. Теренс Бутчер протягивал мне пистолет, глядя мне в глаза. Он держал его за ствол, так что рукоятка смотрела на меня. Во всяком случае, я думаю, что это называется рукояткой. Я не разбираюсь в оружии. В общем, тот конец, за который держат.
Рука у Теренса Бутчера была такая же спокойная, как глаза. Он держал пистолет, и моя рука двинулась к нему. Не знаю почему. Я даже не хотела к нему притрагиваться, но его глаза меня заставили. Моя рука сомкнулась вокруг рукоятки. Она была холодная и блестящая, и пистолет был для меня слишком крупный. Я смотрела, как держу его, словно девочка, которая хочет взять что-то, сделанное для взрослых. Теренс Бутчер отпустил ствол, и моя рука упала под тяжестью пистолета. Я попыталась наставить его на себя. Я пыталась и пыталась, но не могла поднять его одной рукой и не могла взять двумя руками, не бросив палку и не упав.
Я разревелась и села на пол. Палка упала на картонную коробку. Я посмотрела на Теренса Бутчера сквозь слезы и взяла пистолет обеими руками, скрестив пальцы позади рукоятки, а большие пальцы положила на эту металлическую штуку, которая идет вокруг курка. Я подняла пистолет и вложила дуло себе в рот.
Выражение на лице Теренса Бутчера изменилось. По-моему, он не ждал, что я это сделаю. Теперь он казался очень печальным и спокойным. Пистолет был такой странный на вкус. Он был металлический, но это был не нож, и не вилка, и не ложка, так что мой рот не понимал, что с ним надо делать. Забавно, что никак не получается думать о том, чтобы убить себя. Когда что-то у тебя во рту, организм думает, что это еда. Мой язык облизал кончик дула. На вкус было похоже на масло, с кисловатым привкусом, и тело вынуло пистолет изо рта. Я сморщилась. Я не могла ничего сделать. Я сидела на полу среди коробок и перестала реветь. И ни о чем таком не думала.