Когда я проснулась, шел дождь, я сидела на крыльце и дрожала. Я смотрела, как понедельничным утром все бегут на работу, и думала, в прошлый понедельник я была одной из них. Посмотрев немного, я поднялась и пошла в телефонную будку. Сын шел за мной, и асфальт плавился под его ногами.
Я сунула последнюю монету в телефон и набрала мобильный Джаспера. Прошло очень много времени, прежде чем он поднял трубку.
— Джаспер, это я. Что происходит? Могу я уже возвращаться к себе?
— Это было бы неразумно, — сказал Джаспер. — Кое-кто тебя ищет.
— Я видела газету. Я просмотрела все газеты. Где наша статья?
— Нигде, — сказал он. — Наша статья сдохла. Петра ее убила.
— Что ты хочешь сказать?
— Петра заявила, что передумала, — сказал Джаспер. — В субботу вечером она позвонила мне из редакции и сказала, что больше не думает, что статья соответствует интересам страны. Честное слово, как будто Петре когда-то было дело до интересов страны.
— Слушай, Джаспер, у меня мало времени, деньги скоро кончатся. Если Петра не хочет заниматься статьей, тебе придется сделать это самому.
— Нет, — сказал Джаспер. — Я скажу тебе, что случилось. Газета продалась правительству, а Петра продалась газете. Теперь у правительства твоя видеопленка, а газета сорвет первый куш со следующей утечки с Даунинг-стрит. Бог знает, в каком выигрыше осталась Петра. Наверно, из декретного отпуска она вернется заместителем редактора. Все выиграли. Ах да, все, кроме тебя. И меня. И британской общественности, конечно. Надо отдать должное Петре Сазерленд. Она отымела целую страну.
У меня никак в голове не укладывалось. Я прислонилась к стенке телефонной будки и смотрела, как плавится стекло, где сын прижимался к нему носом.
— Ты слушаешь? — сказал Джаспер.
— Да. И что теперь?
— А, — сказал Джаспер. — Вот тут-то и начинается самое смешное. Меня поперли из газеты и внесли в черный список, как наркомана. Больше меня никто не возьмет на работу. Петра переезжает в один из прелестных семейных домов в Примроуз-хилл, рожает моего ребенка и получает запрет суда на то, чтобы я с ним встречался. Я начинаю гнить. Мой поставщик кокаина и местный винный магазин зарабатывают на мне скромное состояние за короткий период времени. Однажды мои соседи звонят с жалобой на дурной запах из квартиры, приезжает пожарная бригада и выносит из дома мой разлагающийся труп.
— Джаспер, ты что, под кайфом?
— Да, у меня тут сплошной кайф, — сказал Джаспер. — Восемь утра, и старина Джаспер Блэк парит от счастья, как хренов воздушный змей.
— Мне нужно вернуться, Джаспер. Мне нужна моя банковская карточка и одежда. Кто меня ищет? Что им нужно?
— Ничего хорошего, — сказал Джаспер. — Но может, и ничего плохого. Ты мелкая сошка. Вероятно, тебе просто пригрозят. Скажут, что произойдет, если ты еще куда-нибудь сунешься с этой историей. Если это тебя утешит, то все, что они могут сделать с тобой или мной, — это ерунда на постном масле по сравнению с тем, что они сделают с Теренсом Бутчером. Они спустят этого несчастного типа в такой глубокий колодец, что можно будет бросить туда пачку сигарет, а ему до самого Рождества нечего будет курить.
— Слушай, Джаспер, надо говорить быстрее, а то уже телефон мигает. Что ты теперь собираешься делать?
Джаспер засмеялся в трубку. Это был резкий и злой смех, и он ударил меня в ухо сквозь трубку.
— Я сделаю то, что сделал бы в моем положении любой уважающий себя англичанин, — сказал он. — Взорву здание Парламента.
— Прошу тебя, Джаспер, сейчас не время шутить, я…
— Хочешь посмотреть? — сказал он. — Встретимся через час на площади перед Парламентом. Хочешь, я принесу твоего…
Телефон замолчал.
Мне нечем было заплатить за автобус, поэтому я пошла к Вестминстеру пешком. До него было всего пара километров. Шел несильный дождь, и небо нависало такое черное и тяжелое, что болела голова, но было приятно, что все-таки есть куда идти. Я не могла дождаться, когда увижу Джаспера, даже если он слетел с катушек. Сыну тоже стало получше. Когда мы шли через Трафальгарскую площадь, он засмеялся и стал гонять голубей и подпаливать своими руками мокрые перья у них на хвостах.
Джаспер добрался до площади перед Парламентом раньше меня. Он сидел на розовом чемодане под большой черной статуей Черчилля. Там был сухой пятачок, укрытый от дождя. Я перебежала через дорогу, Джаспер встал, мы обнялись и долго стояли, пока машины с ревом проносились мимо нас по мокрым улицам. От него пахло виски. Потом мы отступили на шаг и посмотрели друг на друга. Джаспер вытащил «Кэмел лайтс», и мы оба закурили, и я стояла и курила, моя рука тряслась, как швейная машинка.