— Я не за тебя волнуюсь, а за мальчика. Ему четыре года три месяца, он спит с Мистером Кроликом.
— Да боже мой, — сказал муж, — ты думаешь, я за ним не смотрю? Ты думаешь, я дам кому-нибудь хоть пальцем до него дотронуться? Да я скорее всех перебью.
— Ладно. Но мне все равно неспокойно.
— Тебе всегда неспокойно, — сказал он.
И он был прав, господи боже, он был абсолютно прав, я чувствовала, как смерть мчится к нам.
В ту ночь мой муж совершенно вымотался, у него был тяжелый день, а в довершение всего он проиграл двести пятьдесят фунтов, поставив не на ту лошадь в «Донкастере». Я не должна была заставлять его заниматься любовью, я должна была оставить его в покое, но у меня нервы были как пружины, и я думала, может, он выведет меня из этого состояния? Но нет, это был жалкий секс, и ужас остался внутри меня, из-за мужа стало только хуже. Он сам был полон страха, когда он обнимал меня, я чувствовала в его мышцах все эти двести пятьдесят фунтов до одного, которые он потерял. Потом мы просто лежали в темноте, глядя в потолок. Спать мы не могли. К соседям сверху пришли гости.
— Я прибью этих уродов, — сказал муж. — Всю ночь орут и нажираются. Они что, не понимают, что здесь семьи живут? И вообще, что это за дрянь они слушают?
— Бейонс.
Я знала, как зовут всех певцов, Усама, понимаешь, я днем много смотрела телевизор.
— Я не спрашиваю, кто конкретно поет, — сказал муж. — Я хочу сказать, что это за музыка, как ее называют?
— Ар-эн-би.
— Это дрянная какофония, вот что это такое, — сказал муж. — Послушай. Басы такие громкие, что у меня в стакане с водой рябь.
— Вот если бы мы были богатые… Если бы мы были богатые, могли бы жить в своем доме, а не в квартире. Только бедным приходится мучиться из-за чужой музыки.
— Чего это ты? — сказал муж. — Мы не бедные.
— Ну да, но я имею в виду, ты посмотри, как мы живем.
— Не начинай, — сказал муж.
— Что?
— Не начинай про деньги, — сказал он. — Ты думаешь, мне надо напоминать?
Я вздохнула и погладила его по лицу в темноте.
— Нет, милый, прости.
— Нет, — сказал муж, — это ты прости. Ты заслуживаешь кого-нибудь получше, чем я.
— Никогда так не говори, я очень горжусь тобой, любимый. Ты хороший человек. Ты никогда не раздумываешь, когда тебе звонят. Ты идешь и спасаешь людям жизнь.
— Да, — сказал муж. — Но это меня выматывает, и, когда я прихожу домой, те же самые люди, которым я спас жизнь, сотрясают нашу квартиру этой… как там ее зовут?
— Бейонс.
— Ага, — сказал он, — Бейонс. Иногда я думаю, пускай бы эти бомбы взорвались.
Я погладила его по голове. Он не то имел в виду. Мы долго лежали, а соседская музыка грохотала сквозь потолок. Муж лежал с открытыми глазами. Его лихорадило, он вспотел, глядя в потолок.
— Чертовы уроды, — сказал он.
— Не ругайся, милый.
— Я, блин, буду ругаться, если мне хочется.
— Не ругайся, мне действует на нервы, когда ты ругаешься.
— Успокойся, милая, — сказал муж.
— Нет, это ты успокойся. Это ты проиграл двести пятьдесят фунтов. Интересно, как я буду кормить и одевать сына, когда ты такое творишь? Давай-ка ты уже успокойся.
Муж так посмотрел на меня, как будто я влепила ему пощечину. Наверно, он был в шоке, потому что я никогда не ныла, но терпение у меня было на пределе, и Бейонс никак не помогала, выкрикивая «СХОЖУ С УМА» сквозь потолок нашей спальни, да так громко, что у меня задние зубы гудели.
— Черт, — сказал муж, — так продолжаться не может. У меня нервы ни к черту, и ты сходишь с ума от постоянной тревоги. Ты превращаешься в истеричку.
— Я не истеричка.
— У тебя истерика, — сказал он.
— НЕТ У МЕНЯ НИКАКОЙ ИСТЕРИКИ.
Я схватила стакан с водой и грохнула его об стену. Вода и стекло разлетелись по ковру, а я разревелась. Муж очень крепко обнял меня и погладил по голове.
— Все будет хорошо, любимая, — сказал он. — Ты не виновата. Тут любой бы тронулся от таких переживаний.
Я включила светильник и зажгла мужнину сигарету. Руки у меня дрожали. Музыка наверху стала еще громче. Потолок ходил ходуном. Теперь эти уроды начали танцевать. Это были АДСКИЕ СОСЕДИ. Я докурила сигарету до фильтра и бросила ее на пол, чего никогда бы не сделала, если бы была в своем уме. Может, я не святая, Усама, но я очень горжусь своим домом.
Муж уставился на меня, как будто увидел что-то в первый раз. Сигарета упала там, где ковер промок от воды из разбитого стакана, зашипела и погасла. Наверно, тогда муж и решился.
— Знаешь, что я сделаю? — сказал он.
— Нет. Что ты сделаешь?