— О, нет, ой, господи боже мой, пожалуйста, ты же не убьешь меня, правда? — сказала она.
Я ничего не ответила, только достала из кармана зажигалку, открыла крышку и подняла ее, и Петра Сазерленд начала извиваться в кресле, но не могла встать, она все говорила НЕТ НЕТ НЕТ. Сын не обращал на нас внимания, он смеялся и бегал по кабинету, стучал в стеклянные окна и смотрел на пылающий Лондон под нами. СМОТРИ МАМА, показывал он. ЧТО ЭТО ГОРИТ? Это новое здание компании «Суисс Ре», малыш. А ЭТО ЧТО ГОРИТ? Это собор Святого Павла. А ЭТО ЧТО ГОРИТ? Помолчи секунду, милый, мама очень занята.
Я посмотрела на Петру, я посмотрела прямо в ее глаза.
— Господи, да ты совсем рехнулась, — сказала она. — Там никого нет, ты сама с собой разговариваешь, о господи, господи, тебе нужна помощь, я могу тебе помочь, не надо, не делай этого, пожалуйста, пожалуйста, опусти зажигалку, мы тебе поможем, пожалуйста, тебе ничего за это не будет, я обещаю.
Я просто смотрела на нее, я ушам не верила, что она опять обещает.
— Почему ты это делаешь? — сказала Петра. — Пожалуйста, скажи. ПОЧЕМУ?
— Как ты и говорила, Петра, мы всегда должны поступать так, как будет лучше для наших детей.
Петра очень испугалась и побледнела, а потом стала дрожать и хныкать. Я отступила на пару шагов к стене кабинета, чтобы не обгореть, когда взорвется весь этот бензин. Я позвала сына. Он прижался носом к окну и глазел на волны пламени, катившиеся по Лондону, так что было видно только крыши самых высоких зданий, распадавшихся от жара.
— Отойди, милый, подойди к маме, а то на тебя попадет.
Я подняла зажигалку и положила большой палец на колесико. Я стояла и очень долго смотрела, как Петра плачет. Сын посмотрел на меня.
— Мама, чего ты ждешь?
Дети всегда задают вопросы, да, Усама? Я глубоко вздохнула.
— Я жду, пока не перестану чувствовать что-нибудь к ней.
— И скоро ты перестанешь чувствовать?
— Не знаю.
— А.
Я стояла, а Петра плакала, и я тоже плакала, несмотря на таблетки.
— Мам, мне скучно, ты не можешь побыстрее?
Я вздохнула.
— Нет.
Я посмотрела на Петру Сазерленд в последний раз, пока за ней горел Лондон, и потом сняла палец с колесика. Я очень медленно и осторожно закрыла крышку зажигалки и очень аккуратно положила ее на стол. Я подумала об этом минуту, потом взяла сумку, достала Мистера Кролика и посадила его поудобнее рядом с зажигалкой. Потом я взяла сына за руку, и мы вышли из Петриного офиса и закрыли за собой дверь.
Это было сегодня утром, Усама, и теперь я снова на работе, то есть делать-то мне больше нечего, правда? Я переоделась в униформу, и менеджер сделала мне выговор за то, что я опоздала на два часа, но увольнять она меня не будет. Я хочу сказать, ведь Рождество, и лишних рук нет. Не думаю, что ты много знаешь о Рождестве, Усама, так что я тебе объясню: это самый святой день в нашей религии, поэтому пол-Ист-Энда сегодня затоваривается у нас пивом и электрическими гирляндами.
Сейчас у меня обед. Я думала, к этому времени уже успеет заявиться полиция и забрать меня, но пока никто не пришел, так что я сижу в служебном помещении и ем фирменные сладкие пирожки со скидкой и дописываю это письмо. В комнате очень мило, на стерео играют рождественские песни, и здесь еще несколько девушек, смеются и болтают. Сын играет на столе, он изображает, что у него вместо ногтей когти, и рычит Р-Р-Р-Р! Р-Р-Р-Р! И крадется, как тигр в джунглях, или как экскаватор «Джей-си-би». Здесь у нас есть маленькое окошко, и в него видно магазин и слышно рождественские объявления для покупателей в динамиках. НА ЗЕМЛЕ МИР И В ЧЕЛОВЕКАХ БЛАГОВОЛЕНИЕ. КАРИМ, ПОДОЙДИТЕ К ЧЕТВЕРТОЙ КАССЕ, ПОЖАЛУЙСТА.
Отсюда видно мою секцию, Усама. Я очень горжусь своей секцией, все банки и пачки расставлены на своих местах по датам, и все ярлыки смотрят вперед, все очень аккуратно и красиво. Жалко, что ты не видишь. Я думаю, это красиво, когда все так аккуратно. Опрятность почти скрывает ужас. Это любовь, Усама, это цивилизация, вот за что я получаю семь фунтов двадцать пенсов в час.
Полицейские скоро меня найдут, и заберут, и засадят за решетку. Я их не виню, я хочу сказать, нельзя же, чтобы такие, как я, разгуливали по городу с канистрами бензина. Меня посадят в тюрьму или, может, в психдом, хотя, наверно, я предпочла бы тюрьму, потому что психи напугают моего мальчика. Не волнуйся за меня, Усама, я справлюсь, я никому не навязываюсь, и не то чтоб мне там стало скучно, мне же нужно написать еще несколько писем, как я сказала.