На озере было не больно-то успокоительно, хотя все пытались оттянуться на сто процентов. В конце концов, таковы уж британцы. Серпентайн наполовину полон, а не наполовину пуст, и все такое. Мы стали пить вино из пластиковых стаканчиков. На солнце было жарко, а вино было холодное и сразу ударило мне в голову. Петра вздохнула. Она водила рукой по воде, нагоняя рябь.
— Как ты себя чувствуешь? — сказала она.
— Лучше. Правда, еще не совсем хорошо. Пытаюсь не паниковать.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — сказала Петра. — Я только хочу, чтобы ты знала: я с тобой. Столько, сколько нужно, чтобы ты успокоилась.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — сказала Петра. — Все равно я лучше проведу солнечный денек с тобой, чем с этой скотиной Джаспером. Честно говоря, он становится невыносим. Раньше он был таким оригинальным парнем. Не было такой вещи, которой бы он не интересовался. Он мог часами говорить о поп-музыке, или плутонии, или куриной оспе, без разницы. Он всегда очаровывал, потому что всегда очаровывался сам. А теперь все кончилось. С самого майского теракта он в депрессии. По выходным он постоянно скачет на белой лошадке и из-за этого всю неделю сам не свой.
— На белой лошадке?
— Кокс, — сказала Петра. — Кокаин. Как тут девушке соревноваться?
— Не знаю. Мой муж не принимал ничего хуже, чем две таблетки «Алка-Зельтцер» в маленьком стакане воды.
Петра засмеялась и налила нам еще вина в пластиковые стаканчики.
— Кокаин — ерунда, — сказала она. — Он к делу не относится. Я знаю кучу замечательных людей, которые могут вынюхать тонну порошка и все-таки не приставать к девушкам по туалетам.
Петра опустила голову на деревянный борт лодки. Бум. Опять очень низко пролетел вертолет. От него пошел ветер, от которого из середины Серпентайна побежали маленькие темные волны и растрепались наши прически под леди Диану.
— Не надо было тебе обрезать волосы. До этого было лучше.
Голова Петры все еще лежала на борту лодки. Она закрыла глаза.
— Это верно, — сказала она. — А Джасперу все равно нравится.
— Да?
Петра открыла глаза и косо посмотрела на меня.
— Да, — сказала она. — Теперь у нас лучше секс, когда я похожа на тебя.
— А.
— Да, — сказала Петра. — Ирония судьбы. Кто бы мог подумать, что мне нужно было изменить внешность, чтобы его завести. Учитывая, что моя работа как раз и состоит в том, чтобы рассказывать миллионам людей, как сделать себя более привлекательными для своего или противоположного пола. Учитывая, что я пишу о стиле и красоте в «Санди телеграф», а ты… ну…
— Пьяная.
— Ага, — сказала Петра. — И я тоже. Какая связь между пьянством и лодками?
Она засмеялась и разлила по стаканам оставшееся вино. И выпила. И стала вертеть подол юбки в руках.
— Пожалуй, я уже достаточно напилась, чтобы сказать то, что я думаю, — сказала она.
— И что же?
Петра выпрямилась. Она обеими руками взялась за мое запястье, и лодка заколыхалась. Она придвинула лицо ко мне. Ее глаза блестели.
— Переезжай к нам, — сказала она.
— Что-что?
— Переезжай к нам. Уйди из этой депрессивной квартиры и страшных воспоминаний. Оставайся у нас, пока не придешь в себя.
— Пока не приду в себя? У вас?
— Да, — сказала Петра. — Нам всем от этого будет польза. Особенно Джасперу. Он перестанет думать о кокаине.
— Нет, ты же шутишь, правда? Ровно неделю назад ты кидалась в меня пепельницей.
Петра покраснела, отвернулась и посмотрела за борт лодки.
— Это было до того, как я увидела тебя в блузке «Эрмес», — сказала она.
— Ты с ума сошла.
— Нет, — сказала Петра. — Но после майского теракта вся планета не в своем уме, так что, ради бога, не заморачивайся. Какая польза от того, что весь мир сходит с ума, если мы не можем сделать то же самое?
Я смотрела на воду. Люди в лодках занимались обычными делами. Миловались подростки в надувных жилетах. Папы учили сыновей грести. Все смеялись, делали храбрый вид и мазали лица кремом для загара. Но я уже не была такая же, как они. У меня не было сына, чтобы учить его грести. Зато, по всей видимости, у меня был парень, которого надо было отвлечь от кокаина, но это другое. Я стала тихонько плакать. Слезы капали с лица в Серпентайн.
— Не могу, Петра. Когда я вижу Джаспера, я вижу взрыв. Снова, и снова, и снова.
— Да, — сказала Петра, — но скажи мне честно, что ты видишь, когда сидишь дома одна?
Я подняла глаза на Петру и почувствовала, как у меня в животе поднимается волна тошноты. Я хотела, чтобы все это кончилось, чтобы я могла быть далеко от Лондона, на рассвете, в жилом автоприцепе. Я жалела, что поссорилась с Теренсом Бутчером.