— Все нормально, Джаспер, это я.
Джаспер поднял глаза и заморгал.
— Петра уехала в Нью-Йорк, помнишь?
Он шире открыл глаза, потом резко закрыл. Наверно, ему стало больно от света.
— А, — сказал он. — Это ты.
— Ага. Ну давай. Вставай.
— Господи Иисусе.
Он поднялся, подошел к раковине, открыл холодную воду, выдавил из пачки и проглотил четыре таблетки. Вода текла из крана, а он стоял и смотрел на себя в зеркало над раковиной.
— Плохой Джаспер, — сказал он.
Он стоял и долго смотрел на себя. Не знаю, что он там высматривал. Может, хотел пошутить, но он казался таким печальным. Я подошла к нему сзади и закрыла кран. Обняла руками за талию и прислонилась щекой к его спине. Он не пошевелился, но стал плакать. Не рыдать, а так, всхлипывать. Тихонько. Я погладила его по животу.
— Спасибо, — сказал он.
— Не за что. Сейчас все пройдет.
— Вот опять ты, — сказал он. — Почему Петра не может быть такой?
— Наверно, она слишком занята тем, что зарабатывает деньги, которые улетают в твой нос.
— Петре на меня наплевать, — сказал он. — Ей все равно. Хоть бы она ушла.
Я улыбнулась ему в зеркале.
— Ты так не думаешь. Кто бы у тебя остался тогда?
— Ты, — сказал Джаспер.
— Не говори глупости.
— Почему?
— Слушай, Джаспер, ты хороший парень, но тебе надо собраться с силами и дать мне начать жизнь заново.
Джаспер обернулся и положил руку мне на ягодицы, а другой рукой стал гладить шею.
— Так почему ты не можешь начать жизнь со мной? — сказал он.
— Потому что ты пахнешь смертью, а я опаздываю на работу.
Он шагнул назад и встал, сердито глядя на меня, в носках и трусах.
— Ты все встречаешься с этим полицейским, да? — сказал он. — Мистером Тимберлендом?
— Да. Мы и сегодня с ним встречаемся.
— Разве он не женат?
— Мы снимаем номер в гостинице. В понедельник, в обед.
— Как романтично.
— На себя посмотри, принц.
Я оглядела Джаспера с ног до головы, а Джаспер уставился в пол.
— Это все проклятый мир, — сказал он. — Это он меня сломал.
— Нет, Джаспер, это кокаин тебя ломает. Надо во всем видеть хорошее.
— Ах да, — сказал он. — Хорошее. Каждую неделю мне приходится писать восемьсот слов о мире, который превращается в крысиное дерьмо, но не беспокойтесь, дорогие читатели нашей газеты, потому что мы во всем можем увидеть хорошее. Мир превращается в крысиное дерьмо на экранах наших плазменных телевизоров, а мы активно действуем на рынке недвижимости и принимаем меры против тирании.
Джаспер резко повернулся и шарахнул краем ладони по зеркалу над раковиной. По зеркалу разбежалась большая некрасивая звезда из трещин.
— Может, успокоишься?
— Интересно, как это я могу успокоиться? — сказал он. — Нет никакого хорошего. Аэростаты заграждения над городом? Давайте заниматься ремонтом и садом! Из-за комендантского часа приходится сидеть взаперти? Рейтинг «Большого брата» взлетел! Как мы реагируем, когда интернируют мусульман? Какая разница, если в этом году популярны оргии на троих!
— Джаспер. Ты сам слышишь, что говоришь?
Джаспер уставился на меня и вдруг засмеялся. Это был ужасный смех.
— Господи, извини, — сказал он. — Ты права. Я опять разразился тирадой. Слушай, у тебя, случаем, нет чего-нибудь нюхнуть?
— Ты же знаешь, что нет.
— Ну конечно, — сказал он. — Откуда. Все равно за спрос не бьют.
Он шмыгнул носом. Вытер нос всей ладонью, сильно порезанной стеклом. Кровь капнула ему на губы. Это была настоящая кровь. Она не померещилась мне, и вдруг я перестала понимать, радоваться или печалиться из-за этого. Когда он заговорил, кровь испачкала ему зубы.
— Люди забыли этот ужас, — сказал он. — Помнишь, какой был грохот от взрыва?
— Перестань.
— Стекла задребезжали, — сказал Джаспер. — Грохот несколько раз прокатился по улицам. Он до сих пор звучит у меня в голове. А потом твое лицо. Твое несчастное лицо, когда ты начала понимать. Вот где ужас. Когда ты начала понимать, что больше тебе некому жарить котлеты. Вот к чему сводится политиканство, позы и восемьсот взвешенных слов такого напыщенного урода, как я. Жуть.
Джаспер повернулся и обеими руками взялся за края раковины. Он опустил голову, и кровь капнула на белую эмаль. Я взяла его за запястья и повела из ванной в спальню. Он что-то бормотал.
— Поспи, Джаспер. Постарайся заснуть, будь хорошим мальчиком.
Я обмотала полотенцем его порезанную руку и подоткнула одеяло. Погладила его по голове.
— Шш, мой малыш, тихо.
Он закрыл глаза, и я долго сидела над ним, пока мне не показалось, что он заснул. Глаза у него двигались под веками, пальцы подрагивали. Ему снились обломки, они гонялись за ним. Я пошла и достала из сумки Мистера Кролика и пристроила его рядом с Джаспером. Мистер Кролик всегда хорошо справлялся с кошмарами. Я долго сидела и гладила Джаспера по голове. Привычку ухаживать за ребенком никогда не теряешь, наверно, это как ездить на велосипеде. Или чистить автомат, если тебе так понятнее, Усама, то есть кто его знает, к чему такой ребенок, как ты, привыкает после школы?