Он жил в другом мире и, вполне естественно, был отдален от жарких схваток общественного движения.
Бахтин никогда не задумывался, что мимо него, практически не трогая и не задевая, проносится история. В день знаменитого расстрела, ставшего потом кровавым воскресеньем, он ловил шайку Китайца. Страшного, изощренного убийцу, приехавшего в столицу из Владивостока.
Дарование Манифеста и события, связанные с ним, он пережил в Варшаве. Там работала крупная шайка фальшивомонетчиков.
Так же пронеслись, не задевая, беспорядки пятого года.
Правда, Филиппов сделал ему выговор за то, что он в присутствии нескольких чиновников сказал, что искренне рад, что уволен из училища, потому что не хотел бы служить в армии, подменяющей жандармерию.
Один из его друзей, вернее, единственный друг, литератор Кузьмин, сказал, что у Бахтина наступила душевная апатия.
Бахтин засмеялся. Просто он жил в другом мире. И заботы у него были другие. А что касается народной жизни, так он, полицейский чиновник, лучше любого либерала и социалиста знал, как живут рабочие и мастеровые в Питере. И считал твердо, что не бунты и демонстрации нужны им, а просвещение и социальная устроенность. Тем более, что в большинстве своем мастеровые эти зарабатывали больше него, полицейского чиновника. До чего же невеселые мысли преследовали его в последнее время. Бахтин вновь попил чудесного португальского напитка. Сделал глоток, прислушался. По телу медленно разливалось долгожданное тепло. Вино убрало руку, сжимавшую сердце, отогнало дурные воспоминания.
Бахтин понимал, что алкоголь не выход. Что такие накаты меланхолии надо врачевать иначе. Но иначе – значит сложнее. А он привык к простоте. Бахтин оделся, оглядел себя в зеркале. Из светлого проема глядел на него вполне подходящий Парижу щеголеватый господин.
Бахтин жил в обществе странном. В Петербурге был свет, был еще некий полусвет. И была жизнь, не поддающаяся определению. Нечто третье. Прекрасно одетые шулера, именитые авантюристы, ворующие драгоценности, роковые красавицы, разоряющие всех подряд. Ему постоянно приходилось сталкиваться с этими людьми, именно у них он перенимал привычки, вкусы, манеры.
И все же Бахтин остался доволен своим двойником. Набалдашником трости он провел по усам, подмигнул сам себе и пошел в утренний Париж. На углу улицы горели окна бистро. Бахтин вошел в узкую гремящую дверь, подошел к цинковой стойке.
В этот ранний час в бистро народ был совсем простой. Возчики, грузчики, двое полицейских и замерзшие проститутки, дремавшие в углу за столиком.
Хозяин, высокий, худой, с небольшой бородкой, с любопытством взглянул на Бахтина, пригляделся, вытащил из-под стойки газету. – Это вы, месье?
Хозяин развернул «Фигаро», и Бахтин увидел свой громадный портрет.
Он взял газету в руки. Со страницы смотрел на него темный, как кавказец, очень похожий на него господин. Бахтин вернул «Фигаро» хозяину.
– Нет, нет. – Хозяин поднял газету и громко крикнул: – Ребята, вот кто сегодня в нашем баре.
Народ зашумел, придвинулся к Бахтину, потянул бокалы и рюмки. Хозяин достал из-под стойки запыленную бутылку, налил две большие рюмки.
– Это кальвадос, месье Бахтин, выпейте с нами. В газетах пишут, что вы спасли честь Франции. За вас, месье! За Россию! За Францию!
Бахтин одним глотком осушил рюмку. Неведомый ему напиток был крепок и напоминал фруктовую самогонку.
Хозяин налил еще. Бахтин жал чьи-то руки, с кем-то чокался, кого-то благодарил. Наконец ему удалось забиться в угол, взять большую чашку кофе и мясное рагу. После выпитого есть хотелось чудовищно, и он расправился с тарелкой в одну минуту. Вот теперь-то и закурить можно. Бахтин достал портсигар, вынул папиросу. Он успел затянуться всего один раз, как у стола возник человек.
Незнакомец приподнял котелок и спросил по-русски. – Господин Бахтин?
Бахтин посмотрел на него и все понял. Разве можно было перепутать его с кем-нибудь?! Ах, эти усы, ловко, по-военному сидящий пиджак, короткий поклон головы. Глаза, глаза главное. В них словно отражалось здание на Гороховой, близкого сердцу Охранного отделения. – Чем могу? – Бахтин пригласил присесть.
– Позвольте представиться, ротмистр Люсьтих. Чиновник для особых поручений при министре внутренних дел, статский советник Красильников просил вас, Александр Петрович, посетить его нынче.
– Красильников? -переспросил Бахтин, вспоминая. – Так точно, Александр Александрович.
– А где изволит располагаться господин Красильников? – На Рю-де-Гринель, в посольстве.
– Благодарю вас, господин ротмистр, непременно буду. Не желаете ли выпить или кофе спросить? – Благодарствуйте, другим разом. Честь имею. Ротмистр поднялся, сдвинул каблуки. Бахтину даже показалось, как малиново звякнули шпоры. Он допил кофе, пошел к стойке рассчитываться.