соленую воду, и жадно дышал и не мог надышаться
чудесным воздухом, насыщенным запахами моря, солнца, водорослей.
Тави протянул мне осьминога. Страшное чудовище, чуть не убившее меня, оказалось на суше таким жалким, маленьким, щупальца у него безжизненно повисли, только глаза казались живыми и смотрели зло, враждебно. Почему-то мертвый спрут напоминал мне капитана. У того также была страшная мертвая хватка, когда он был уверен в своей силе, и также он выглядел хилым и слабым, оказавшись побежденным.
Ребята нанизали весь улов на острогу, взяли ее на плечи. Прыгая с камня на камень, мы отправились к острову. Возле хижины братья разыграли перед родителями целое представление, изображая охоту на осьминогов. По тому, как они часто выкрикивали мое имя и тыкали в меня пальцами, я понял, что они сверх меры превозносят меня как выдающегося охотника за осьминогами. Тави упал на песок и, весь извиваясь, стал изображать мою борьбу с осьминогом. Выходило, что я разделался с ним еще под водой. Ронго прыгал вокруг и выкрикивал недостающие пояснения.
Родители ахали, качали головами и одобрительно улыбались. Мне кажется, все это делалось для того, чтобы сгладить мою неудачу.
На ужин Хуареи подала щупальца осьминогов, сваренные в морской воде. Хозяева ели с аппетитом розоватое мясо. Взял и я кусочек, стал вяло желать, вспомнив клюв и огромные глаза, насмешливо-глядящие на меня. Все-таки я съел кусок и потянулся за вторым – мясо осьминога напоминало ножки белых грибов.
Тигровая акула
После обеда к нашей хижине подошло несколько приятелей Сахоно, каждый принес с собой пучок кокосового волокна, вымоченного в морской воде и расчесанного, похожего на лен. Мужчины сели в кружок и стали с необыкновенной быстротой вить пряжу, наматывая ее на клубок. Делали они это очень красиво, ловко, приятно было смотреть, как пушистое волокно под их пальцами скручивалось в тонкие нити. Текла неторопливая беседа. Один мужчина пришел с грудным ребенком, он держал его на коленях и тоже вил пряжу. Ребенок заплакал, тогда отец зачерпнул из лагуны чашкой, сделанной из скорлупы кокосового ореха, воду и стал поливать плачущего. Мальчишка замолчал.
Мужчины напомнили мне далекую бабушкину деревню, к ней вечерами собирались соседки и вот так же пряли или вязали, ведя бесконечные разговоры…
Между тем женщины собрались на берегу, среди них была Хуареи, в одной руке она держала длинную острогу, в другой – мертвого осьминога, одного из добытых нами утром. Две ее подруги были также вооружены острогами. Женщины перебрасываясь короткими фразами, деловито шли по берегу лагуны. Я увязался за ними, хотя Тави и Ронго давали мне понять, что ничего интересного меня не ждет, да, видимо, считалось и не совсем приличным навязываться в компанию к женщинам, и тем более проявлять любопытство.
Три женщины и две девочки-подростка с плетеными сумками уверенно шли по берегу. У того места, где я добывал жемчуг, они остановились и стали смотреть в глубину, опершись руками о колени.
Хуареи радостно вскрикнула и стала медленно опускать осьминога, привязанного за голову на длинную веревку, делая мне знаки, чтобы я подошел поближе. Подруги Хуареи подняли остроги, похожие на копья. Хуареи задержала осьминога под расщелиной, из нее высунулась большая клешня, затем спряталась. Одна из женщин опустила в воду острогу и подтолкнула осьминога глубже между камнями; тогда оттуда вылетел лангуст, и пока он парил, опускаясь на дно, его пронзила острога худенькой белозубой рыбачки. Лангуст был зеленовато-серый, с длиннющими усами и весил он не меньше двух-трех килограммов. Девочки деловито сняли добычу с остроги и, ловко избегая грозных клешней, положили ее в сумку.
– Хорошо! – сказала Хуареи. Она запомнила это единственное русское слово и любила его повторять. Девочки тоже крикнули: «Хорошу!» – и звонко засмеялись.
Охота продолжалась. Я вспомнил, что в обрывистом береге возле камней видел усы и клешни гигантских раков, и повел туда рыбачек.
Хуареи передала мне свою острогу, и женщины, одобрительно кивая, дали понять, что предоставляют мне возможность наколоть на острогу очередного лангуста. К великому своему огорчению, я промазал и раз и второй.
Гигантские лангусты, видимо, были глуповаты, они смертельно боялись своих беспощадных врагов и, не различая, жив ли осьминог или нет, «теряли голову». Стоило им увидеть обмякшее тело крошечного осьминога, почуять его запах, как они бросали надежное убежище и выскакивали под удар остроги.