На «Лолите» меня встретил Ласковый Питер.
– Добро пожаловать, мой мальчик! Не скучал без меня? Ну конечно, нет. Такова людская благодарность…
Фальшивые словоизлияния Ласкового Питера прекратил капитан «Лолиты», прикрикнув на тораджей. Они быстро провели меня перед строем и остановились на правом фланге. Матросы вытягивали головы, чтобы посмотреть на меня, над палубой стоял разноязычный гул. Внезапно все стихли и головы повернули в сторону бака. Оттуда два матроса с автоматами, висевшими у них на шее, волокли по палубе полуголого истерзанного человека со связанными впереди руками. Лицо связанного показалось мне знакомым. Он торопливо вертел головой, будто искал кого-то, чтобы позвать на помощь.
«Да это же наш штурман с «Ориона», У Син! – узнал я наконец человека со связанными руками.- Бедняга, он тоже доплыл до одного из островов и его схватили сообщники Ласкового Питера. Что они хотят с ним сделать?»
Мне припомнился весь разговор с капитаном, обвинявшим его в гибели «Ориона». Наверное, штурман что-нибудь подстроил, чтобы корабль пошел на дно с грузом пиратского оружия? А может быть, нас снесло на рифы ветром и течением? Все равно нельзя так мучить человека. И такого хорошего человека!
«Правда и мужество победят!» – говорил, он. Какая же это правда?!
У Сина поставили рядом со мной. Он сказал:
– Не надо отчаиваться, по крайней мере, тебе.
У тебя есть шансы на жизнь. Даже я не считаю, что все погибло.- Он улыбнулся кровоточащими губами.- Правда и мужество победят!
К нам подошли японец – капитан «Лолиты» и Ласковый Питер. У японца было полное лицо и золотые зубы. Он улыбался, но в узких глазах его не было улыбки, от них веяло холодом, жестокостью, властью. Японец и немец говорили по-английски. Я не понимал ни слова, только догадывался, что речь шла о нас с У Сином.
Они разговаривали несколько минут, затем Ласковый Питер сказал:
– Ну вот, Фома, наконец исполняется мое предсказание – сейчас тебя повесят вместе с твоим другом. Он признался, что сообщил тебе о своем замысле потопить «Орион». Ты же, зная об этом, умолчал.
– Ложь! – тихо сказал У Син.- Человек, не достойный видеть солнце, зачем ты лжешь мальчику?
Ласковый Питер наотмашь ударил штурмана по лицу и, если бы не тораджи, он бы упал.
У Син, повиснув на руках матросов, тяжело дышал, опустив голову.
Ласковый Питер продолжал:
– Этот негодяй, неизвестно из каких соображений, выгораживает тебя, но это ничего не даст. У тебя нет шансов так же, как и у него. И можешь верить, мне жаль тебя. Так бесславно окончить жизнь! Среди этого черномазого сброда. Бр-р! Не завидую тебе, мой мальчик.- Он умолк на несколько секунд, придав своему лицу ханжески скорбное выражение, затем, будто осененный внезапной мыслью, схватил меня за плечо.- Есть выход! Ты сейчас выйдешь перед этим сбродом и неважно, что они ничего не поймут, все же скажешь, что знал замыслы У Сина, но не мог сказать мне, связанный клятвой. Вот и все! Жизнь тебе на какой-то отрезок времени будет гарантирована. Слово немецкого офицера!
У Син поднял голову:
– Ты можешь сказать все, что хочет этот негодяй, чтобы спасти себе жизнь. Мне теперь не повредит уже ничто. Я прощаю тебе все, что ты скажешь, так как чувствую, что ты способен на лучшее.
– Он дает тебе дельный совет.
Ласковый Питер перевел японцу, тот показал свои золотые зубы и одобрительно кивнул мне.
– Ну, Фома! – Ласковый Питер подтолкнул меня в спину.- Как видишь, все это простая формальность. По их дурацким законам, чтобы повесить человека, нужен кроме обвинителя еще хоть один свидетель. Пустая формальность. Должен тебе сказать, что все на «Лолите» держат пари – одни за то, что ты, спасая свою шкуру, будешь благоразумен, вторые почему-то уверены, что ты поступишь, как идиот. Между прочим, я держу пари с Симадо-сан.
Японец прислушался, бросил взгляд на Ласкового Питера и улыбнулся мне.
– Ты, надеюсь, понимаешь, что элементарная порядочность не позволяет мне сказать тебе, за какой вариант я держу пари.
Я видел золотые зубы капитана «Лолиты», настороженные лица пиратов, тораджи как-то по-иному смотрели на меня, видно, я пробудил в них любопытство. Все будто ждали, как поступлю я. А я молчал. Ветер свистел в снастях, навевая погребальные мелодии. «Только скажи ложь – и ты будешь жить,- проносилось у меня в голове.- Ты все разно не спасешь его». «Пустая формальность…», «Спасай свою шкуру…»
Цена слова! Никогда прежде не приходило мне в голову, что от одного только слова зависит жизнь и смерть человека.