У ног Сахоно сидела его жена и без умолку что- то рассказывала, коротая мужу часы бессменной вахты. Тави и Ронго похрапывали среди мешков с копрой. Я тоже уснул возле них сладким сном человека, избежавшего смертельной опасности. Да только очень скоро, как мне показалось, меня разбудили громкие голоса. Светил подросший месяц. Недалеко от нас покачивалась лодка. Сахоно и Хуареи вели с ее хозяевами оживленный разговор. Я разглядел в неясном лунном свете еще несколько катамаранов, похожих на рыб, поднявшихся из глубины вод.
Ночь в океане тише, чем в пустыне. Там зашуршит песок, обваливаясь с крутого склона бархана, зазвенит под ветром сухая былинка, и снова тишина, а здесь в безветренную ночь тишина еще полнее, еще торжественнее. Пассат в ту ночь еле дышал.
Неторопливый разговор людей на незнакомом певучем языке, легкое поскрипывание противовесов только сильнее подчеркивали тишину и покой, царящие под этими звездами.
Вслушиваясь в тишину, я ловил каждый звук и, глядя на север, ждал, что там сверкнет вспышка и потом докатится гулкий взрыв.
«Взрыв под водой можно и не услышать,- думал я,- и пожара могло не возникнуть. Просто трахнула мина, и «Лолита» тихо пошла на дно. Спасся ли Жак?..»
До утра мы простояли на якоре среди целой флотилии катамаранов. Сюда для чего-то собрались ловцы жемчуга. Утром в соседней лодке я заметил свинцовые грузила на длинных веревках, сетки и корзины для раковин. Меня удивило, почему они собрались в открытом океане. Дядюшка Ван Дейк рассказывал мне, что жемчужные раковины добывают в лагунах, где нет особенно сильных течений, да и сам я убедился в этом, доставая раковины для Ласкового Питера.
Все объяснил Сахоно. Ткнув пальцем за борт, он сказал:
– «Орионо»!
Я понял, что под водой лежит наша шхуна. Мы находились на банке. И действительно, иногда в ложбинах между пологими волнами просвечивали скалы, поросшие косматыми водорослями.
На западе виднелся остров.
Один из трех катамаранов нашей флотилии уходил дальше, какие-то более серьезные дела ждали его на родном атолле, и Сахоно дал мне понять, что я могу отправиться с попутчиком, а они пробудут здесь еще день. Я отказался, думая, что опасность уже осталась далеко позади, и я никогда больше не увижу ни Ласкового Питера, ни «Лолиту». Мне не хотелось расставаться с гостеприимным семейством, да и, по правде говоря, хотел посмотреть, что осталось от нашего «Ориона». Если бы я только мог предвидеть все последствия своего необдуманного шага!
Все семейство Сахоно, включая и его самого, стало нырять с лодки. Они не принимали участия в работах по спасению груза, а поднимали со дна вещи, которые могли пригодиться в хозяйстве или имели какую-либо ценность. Самой лучшей ныряльщицей оказалась Хуареи, она дольше всех оставалась под водой и никогда не показывалась на поверхности с пустыми руками.
Я несколько раз проплыл под водой от кормы до носа «Ориона».
Корабль лежал боком, сильно прогнувшись посредине, на глубине восьми метров. Мачты у него были снесены. Наверное, его несколько раз перевернуло, пока он навечно улегся среди скал. Пробоины в корпусе темнели рваными ранами. Больно было смотреть на корабль, который был все-таки моим домом, и где, несмотря на тяжелую службу, я пережил много хороших, светлых минут, где встретил и потерял друга – дядюшку Ван Дейка.
Часам к девяти утра к нашей флотилии со стороны острова подошел паровой катер.
В воде шныряло множество пловцов, нанятых для подъема груза, и просто любителей, действующих на свой страх и риск, вроде нас. Ныряльщики со всех сторон осматривали корпус погибшего корабля, каменистое дно и даже проникали в жилые помещения. Когда я подплыл к разбитому иллюминатору матросского кубрика и хотел заглянуть в него, меня страшно напугал один из таких смельчаков. Он появился в иллюминаторе, держа в руке резиновый сапог.
Хуареи каким-то непостижимым образом проникла на камбуз дядюшки Ван Дейка и достала много металлической посуды, ножей, вилок и банок десять мясных консервов. Совершив этот подвиг, Хуареи надела свое яркое платье и стала кормить нас и всех, кто подплывал к лодке, трофейными консервами из «новой» посуды.
Мы уписывали консервы и смотрели, как из-под воды Лебедка поднимает длинный ящик. Это был всего второй ящик за все утро. Работа была трудной и опасной. Ныряльщикам приходилось в темноте, на ощупь просовывать канаты под тяжелый груз. При подъеме ящики задевали за борта, срывались, и все начиналось снова.
Сыновьям Сахоно, да и мне, надоело нырять, и мы поплыли на катер. К тому же мне хотелось разузнать, нельзя ли добраться на нем до большого населенного острова.