Между тем Розовый Ганс говорил:
– Зря все-таки ты задумал бежать. У нас здесь везде свои люди. Твоя голова дикообраза очень заметна. Пожалуй, стоит назвать тебя Белоголовым.
Приличное имя. Приметное и не оскорбительное. Самое большее через неделю тебя бы схватили и держали до нашего возвращения из рейса. Радист говорил, что недалеко появился жирный английский «гусь». Ха-ха. У тебя есть возможность отличиться. Хотя нежелание работать с нами может отразиться на твоей карьере…
Под его болтовню и скрип уключин баркас быстро приближался к борту корабля. Глядя на «Лолиту», я повторял про себя в такт гребцам: «Сегодня или завтра, сегодня или завтра…» А может быть, сейчас, как только подойдем к борту. Шлюпбалки баркаса как раз над машинным отделением…
Юнга на «Лолите»
– Видишь, как тебя встречают,- сказал Розовый Ганс.- Не каждый удостаивается такой чести. Даже капитан на шканцах и твой старый хозяин с ним! Он так страдал, бедняга, этот сердобольный Питер, когда узнал о твоем бегстве. Ты теперь стал вроде валюты – тебя игроки ставят в банк наравне с долларами, фунтами и золотом. Потерять такого золотого мальчика – чистое разоренье. Смотри-ка, и все наши матросы разглядывают тебя, как девушки оперного певца. Ты становишься знаменитостью. Ха- ха! Проклятые пластыри, стянули весь циферблат.- Он, кряхтя и ругаясь, стал тискать свое изуродованное лицо.
Баркас подходил к «Лолите», и, действительно, весь экипаж стоял у фальшборта и пялил на меня глаза.
На палубе, куда мы забрались по штормтрапу, стояли капитан Симада и Ласковый Питер. Команда
столпилась вокруг молчаливым полукругом. Среди них я увидел Жака и не мог прочесть на его лице ничего, кроме любопытства.
Два моих «хозяина» улыбались. Со стороны могло показаться, что меня действительно встречают, как дорогого гостя. Симада рассматривал меня с нескрываемым интересом и что-то говорил по-английски Ласковому Питеру. Затем посмотрел на меня строго, без своей всегдашней улыбки, нашел глазами боцмана, тот без слов понял его, подал команду, и зрителей как ветром сдуло. Все разбежались по своим местам. Капитан Симада тоже зашагал быстрой, семенящей походкой на ют. Мы остались вдвоем с Ласковым Питером.
– Ну, опять мы вместе. Запомни, что мы связаны таинственной силой. Как бы ты ни старался избавиться от меня, мистическая сила снова приведет тебя ко мне.- Лицо Ласкового Питера стало строгим. Или он дурачил меня, стараясь этой чертовщиной подавить мою волю, добиться моей покорности, а возможно, что он искренне верил в то, что говорил, как и в свое неоспоримое превосходство над всеми людьми неарийской крови.
Не глядя на нас, быстро прошел Жак, остановился возле грот-мачты и стал укладывать в бухту канат.
– Тебе, наверное, уже сообщил Ганс, что ты снова моя собственность. Теперь уже навсегда. Я отыграл тебя в карты. Достали мой сейф с «Ориона», так что у меня появились оборотные средства, и первое, что я сделал,- это вернул тебя, мой мальчик.- Он поглядел на меня белесыми, змеиными глазами.- А ты все еще сомневаешься в моих к тебе добрых чувствах. Но хватит нежных объяснений, ты все-таки вернулся не на собственную яхту, а на корабль, где все люди заняты делом. Для тебя тоже кое-что найдется, а скоро я заберу тебя отсюда и сделаю главным стюардом на своем новом судне… Эй ты! – Он подозвал Жака.- Отведи этого парня к боцману переодеться, а затем на камбуз. Ну, что уставился? Не понимаешь?
Но Жак испугался, что сопровождать меня поручат другому, и, забормотав: «Боцман, боцман, камбуз», увлек меня за собой.
– Да, да, боцман все знает,- крикнул вслед Ласковый Питер.
По дороге Жак шепнул:
– Старайся меньше быть на корме. Когда это произойдет, надо быть вместе.
– У меня нож и пистолет,- сообщил я ему шепотом,- вот здесь,- и передал ему штаны и рубашку.- Спрячь.
Он взял одежду. Улыбнулся:
– Все это может пригодиться. Сначала идем в кубрик, потом к боцману.
Мы спустились по трапу в большое низкое помещение. За длинным столом пираты резались в карты и кости. На столе кучками лежали деньги, кольца, часы. Негр с рассеченной бровью, тот, что вчера дрался с Розовым Гансом, играл на банджо, второй негр подпевал басом, притопывая по палубе голой пяткой. Жак провел меня между двухэтажными койками в самый конец кубрика, быстро и ловко вытащил из карманов оружие, как фокусник, куда-то быстро и незаметно его спрятал и громко сказал на морском жаргоне, что верхняя койка в левом ряду отныне принадлежит мне.
– Хорошее место.- Он хлопнул рукой по матрацу и тихо добавил: – Но спать здесь не следует, надо быть всегда на палубе.