Выбрать главу

Я мыл посуду, а он рассказывал, как служил юнгой на пароходе, который доставлял в Китай контрабандой опиум, и какой зверь был у них старший помощник.

– Он тоже грозился сбросить меня за борт. Но видишь, ничего не получилось,- заключил он и похлопал меня по плечу.- Все же будь начеку. Не давай ему никаких поводов.- Он вытащил карманные часы.- Ого, пора нести сэндвичи и виски. Постой, я это сделаю сам.

Вернулся кок с подбитым глазом.

– Ничего, парень. Я его предупредил, что акулы едят не только матросов и юнг… Глаз – это пустяк, он просто смазал меня так, ну, чтобы поддержать свое звание. Все-таки капитан.- Помолчав, дядюшка Ван Дейк сказал мечтательно: – Кончим этот рейс, получишь ты свои деньги. Насчет этого не беспокойся, рассчитается пенни в пенни. Я тоже кончаю болтаться в этом парном море. Поедем вместе ко мне домой. Погостишь, а потом и подашься на родину…

Проходили дни и ночи на «Орионе». Я старался вовсю. Капитан улыбался и говорил ласково:

– Из тебя мог бы выйти неплохой матрос, если бы…- При этом он кивал за борт и улыбался…

– От его улыбки прямо мороз по коже,- говорили в матросском кубрике.

– Такой из костей родного отца домино сделает.

– Ты, парень, не особенно задирай форштевень,- учили меня старшие товарищи,- на море капитан выше самого господа бога. Бывали случаи, когда днем был человек, а ночью – весь вышел…

– Таких надо в тюрьму сажать,- сказал я.

Матросы захохотали, а когда смех стих, кто-то с верхней койки сказал:

– Эх, бедняга, ты совсем не знаешь жизни. Разве можно идти против капитана? В лучшем случае, останешься без работы, а ему все равно ничего не будет…

Я стоял и смотрел на желтые, потерявшие блеск, сморщенные теперь сандалии. Все кипело во мне. Припоминались все обиды. Я решил, что больше не буду подчиняться ему, и даже скажу, чтобы убирался из моей палатки. Тут я вздрогнул: в палатке зашуршала морская трава, затем я услышал протяжный зевок и голос. Он говорил так, будто ничего не изменилось.

– Эй, кто там?

Я промолчал.

– Ты что, глухой, скотина!

Я не отозвался и на этот раз.

Он сел и высунулся из палатки. За ночь лицо его осунулось и обросло ярко-рыжей щетиной. Увидав меня, капитан усмехнулся:

– Фома! Вот радостная встреча! Мне показалось, что мое предсказание сбылось, ты, наконец-таки, попал в брюхо к акулам, как твой покровитель Ван Дейк. Не горюй, это от тебя не уйдет.-Он помолчал, насмешливо рассматривая меня ледяными глазами, потом спросил: – Ты что, забыл свои обязанности? Вода прополоскала твои мозги? Ну, живо! Туфли!

Мне стыдно вспомнить про эти позорные минуты.

Вся моя воля, решимость куда-то делись. Или это сказалась сила привычки, но я нагнулся, веял сандалии и подал их ему.

Он сказал:

– Мне плевать на то, что ты думаешь обо мне; Но ты – мой слуга, и я научу тебя подчиняться! Этот паршивый остров остается для тебя кораблем, а я капитаном. Запомни это! Подойди ближе! Ну! – Он размахнулся сандалией.

Я отскочил.

Тогда он сказал, надевая обувь:

– В следующий раз получишь вдвойне. А теперь пойди и принеси мне завтрак, я не ел весь день. Пару орехов. Лучше всего, если ты сорвешь вон те. Да поищи, чем их вскрыть. Погоди! – сказал он, застегивая пряжки сандалий. В его голосе была непоколебимая уверенность, что я со всех ног брошусь исполнять его приказание.- Тут недалеко у берега лагуны, возле камней,- продолжал он,- я чуть не напоролся на гвозди, торчат из шпангоута. Гвозди медные, выдерни, будут вместо ножа, а шпангоут убери с дороги. Кто-то до нас лет за пятьдесят тоже потерпел здесь аварию, теперь не делают таких- гвоздей. Ну, живо!

И я пошел, вытащил длинный медный гвоздь из трухлявого шпангоута. Там оставалось еще несколько гвоздей. Не зная сам для чего, я спрятал шпангоут между камнями, а нож сунул в трещину самого большого камня и засыпал песком. От глаз капитана не укрылось бы, что он у меня в кармане. Я действовал, как после болезни, куда-то исчезли и моя энергия и радость, вызванная опасением. Волоча ноги, я ходил между стволами пальм, выбирая орехи, прокалывал скорлупу гвоздем, пробовал сок. Все попадались перебродившие, с горьковатым соком. А на пальму забираться мне не хотелось. Просто я до того вдруг ослаб, что не смог бы этого сделать без риска свалиться с нее.