- Гитлер проиграл войну, - сказал он.
Розину показалось, что эта фраза, как, впрочем, и все остальное, была заранее подготовлена. Он задал вопрос о семье: о жене, о детях. В этих случаях пленные ведут себя одинаково: стараясь разжалобить следователя, плачут, хватаются за сердце, падают в обморок. Макс Риган - как звали перебежчика - в точности повторил свою сцену. Рукава солдатского мундира судя по документам, Риган служил в саперной роте 242-го пехотного полка были ему коротки, воротник тесен, да и весь мундир узок, словно достался ему с чужого плеча. На открывшемся запястье синела татуировка. Розин загнул рукав еще дальше. Синие татуировки стали гуще, один скабрезный рисунок наплывал, на другой.
Еще в самом начале допроса Розин обратил внимание на глаза Ригана. Перебежчик никогда не смотрел прямо, а всегда куда-то вбок, и обязательно исподлобья.
Но главным было даже не это, - в конце концов, большинство пленных вначале боится поднять глаза на русского офицера, - главным было то, что Риган, очевидно, привык так смотреть... Привык и к инсценировкам, вроде той, которую разыграл только что. Следовательно, неволя для него не новость. Татуировки могли быть сделаны в тюрьме.
- Разденьте его, - приказал разведчик.
Когда мундир был снят, Розин резким движением сорвал с сидевшего Ригана рубашку. Немец вскочил.
- Что вы делаете? - прошептал Ухов. - Он же пленный!
- Ich bin krank!{11} - сказал Риган, явно понимая, о чем говорит капитан.
- Теперь это не имеет значения, - спокойно ответил Розин. Перебежчик забился в угол, глаза его испуганно забегали.
- Вы не имеете права! Я добровольно перешел на вашу сторону.
Но Розин уже поднимал его руку вверх. На коже виднелся четкий ряд цифр. Это была группа крови.
- Вы эсэсовец, - все так же спокойно произнес Розин, снова садясь за стол, но уже по-иному глядя на солдата, - эсэсовцы в плен не сдаются, следовательно, вы заброшены к нам специально. Далее, у вас нет семьи, нет детей, но зато есть прошлое уголовника и убийцы. Сколько лет вы провели в тюрьме? Все, что вы раньше говорили на допросах, - ложь. Вы хотели обмануть нас, и за это будете расстреляны.
Он говорил, не повышая голоса, делая вид, будто все это ему давно надоело и что не впервые сегодня выносит он такой приговор. Он видел, как вытягивается лицо Ригана и сам он медленно сползает с топчана на земляной пол.
Капитан Ухов растерянно посмотрел на майора. Сколько раз ему говорили о гуманности, о человечности, и вдруг тот самый человек, который до сих пор олицетворял эту самую гуманность, собирается совершить совсем другое!
"Черт бы побрал этого парня! - в сердцах подумал, в свою очередь, Розин, мельком увидев бледное лицо Ухова. - Чего доброго, вступится за немца и провалит так хорошо начатый спектакль".
Однако опасался напрасно; немец был слишком уверен в том, что русские именно так и поступят, и не смотрел по сторонам. Об их азиатской жестокости он слышал раньше. Но Риган не хотел умирать. Все, что угодно, только не это! Ему нет еще и тридцати... Какой жестокий, пронизывающий взгляд у этого майора! Тот первый, коренастый и хромой, сначала тоже буравил Ригана своими угольными, всегда немного прищуренными глазами, но Риган чувствовал, что он ничего не видит в его давным-давно наглухо закрытой от всех посторонних душе. Этот же вместе с нательной рубашкой словно кожу с него сорвал... Что ему нужно? Похоже, он и так все знает. А если не все? Если предложить ему сделку? Продать Хаммера, Книттлера, вообще всю шайку к чертовой матери и самого Шлауберга в придачу? О, дьявол! Почему молчит этот человек? Кто он? Следователь? Палач? Прокурор? И вдруг Риган понял: он разведчик! Ему наплевать, кто перед ним - эсэсовец или простой пехотинец, его интересует другое.
- Господин офицер, если гарантируете мне жизнь, я сообщу вам много интересного, - сказал он.
- Чем вы нас можете удивить? - равнодушно произнес Розин, убирая в полевую сумку какие-то бумаги. - И потом, вам нельзя верить.
- Клянусь, то, что я скажу теперь, будет правдой! - гордо воскликнул немец. Розин изобразил на своем лице раздумье.
- Хорошо, - сказал он наконец, - но сначала давайте уточним ваши прежние показания. - Он взял протокол допроса Ригана, составленный Уховым. - Сколько тонн горючего и какого именно находится на складе в Алексичах? Какова там охрана? Еще раз напоминаю: ложь будет стоить вам жизни.
Риган снова заколебался. Либо сейчас он станет предателем, но получит жизнь, либо останется верен фюреру и вознесется на небо. Он выбрал первое.
- В Алексичах нет никакого горючего. Почти нет. Два или три каких-то бака, так, на всякий случай...
По изменившемуся лицу Розина Ухов понял, что немец сказал что-то очень важное, но майор быстро взял себя в руки, и командир разведки успокоился. Сделав вид, будто зачеркивает что-то на листке бумаги, Розин сказал:
- Это соответствует сведениям, полученным нашей разведкой. Если так пойдет дальше, мне действительно придется вас оставить в живых... - Он видел, как Риган быстрым движением вытер потный лоб. - Сколько солдат сосредоточено в этом районе, танков, самоходок?
- Там стоят танки... - Риган говорил медленно, будто приоткрывая тяжелую завесу. - Много танков. Мы свозили их тягачами отовсюду. Вы увидите их сами, когда займете Алексичи. Некоторые были так искалечены, что нам пришлось собирать их по частям...
Розин быстро встал и подошел вплотную к эсэсовцу. Напряженно следивший за ним Ухов на всякий случай подался вперед.
- Довольно. А теперь - так же честно - место прорыва! Ну, быстро!
Немец снова побледнел.
- Этого я не знаю.
Розин повернулся к Ухову.
- Товарищ капитан, приведите в исполнение. Нечего с ним больше церемониться!
Риган, как подкошенный, повалился на колени.
- Помилуйте, господин майор, я сказал все, что знал! Клянусь вам!
- Вот как! А ты славно говоришь по-русски! Ухов!
- Господин майор, еще одну минуту! Только минуту! Место, где мы перейдем в наступление, держится в строжайшей тайне. Я просто солдат и узнаю об этом не раньше других, но зато я сообщу вам, где находится бригаденфюрер Шлауберг! Это хорошая плата за мою жизнь, не правда ли?
- Назови хотя бы примерно, где генерал собирается выходить из окружения. Далеко это от Алексичей или близко? В какой стороне?
- Я могу только предполагать, - с трудом ворочая языком, проговорил Риган, - но дайте же хотя бы глоток воды! - Розин сделал знак Ухову. - Если генерал начал стягивать войска к месту прорыва, то совсем недавно. День-два, не больше. До этого вся техника, люди, склады с горючим были рассредоточены на большой территории. - Он облизнул пересохшие губы. - Да, стягивает... Но это не будет спасеньем, нет. Они все погибнут, герр майор. Все до одного. Я знаю, ваши солдаты не простят нам того, что мы натворили у вас за три года войны.
Вошел Ухов с котелком, Риган схватил его обеими руками и стал пить, захлебываясь и проливая воду на волосатую грудь.
- Ну, хорошо, допустим, вы об этом ничего не знаете, - успокоившись, Розин снова перешел на "вы". - Где Шлауберг?
- Он в своей резиденции в Великом Бору. Говорят, там есть большой красивый дом - имение русского помещика, который когда-то дал от вас тягу...
Когда майор Розин появился в узле связи, там уже было несколько человек. Последним вошел полковник Бородин. Все стояли, окружив рацию, работавшую на волне "Сокола".
- Ну что, - спросил Бородин, - отозвался?
- Никак нет, товарищ полковник, - ответил начальник связи, - молчит.
Временами радисту казалось, что он слышит слабые позывные "Сокола", он вздрагивал, прижимал ладонями наушники и кричал: "Сокол"! "Сокол"! "Я "Заря"!" - и тогда стоявшие за его спиной офицеры нагибались над ним, забыв о рангах, теснили друг друга плечами, но наваждение проходило, радист успокаивался, офицеры расправляли согнутые спины.
Бородин пошел навстречу начальнику разведки дивизии.
- Что перебежчик? Есть новое?