На глазах у взводного Кашин стал разбивать ящик на щепы. Тот, сколоченный на совесть, с железными уголками, поддавался плохо, и слабосильный боец с трудом перевел дыхание.
Тимич повернул голову налево. По крутому склону Убойного холма карабкалось трое людей, в одном из них можно было узнать замполита. В руках у солдат были канистры. Взобравшись на вершину, они подошли к подножью креста и принялись плескать из канистр. Потом все сразу разбежались, и Тимич увидел яркое пламя, мгновенно охватившее крест и землю вокруг него на добрых три метра.
Из-за Ровлянского лесного массива огромным медным подносом выкатилось солнце, казавшееся багровым сверху и темно-вишневым снизу.
- Стой! Кто идет? - суматошно и не без удовольствия крикнул Моисеев.
От солнца, прямо от середины его диска, на батарею шла женщина в распахнутой на груди короткой меховой шубке и фетровых ботиках на высоких каблуках. Один конец длинного белого шарфа охватывал ее шею, другой свободно трепыхался по ветру. Маленькая и, наверное, очень легкая, невесомая, она пугливо сторонилась убитых, отворачиваясь от их оскаленных ртов и сведенных судорогой рук, и что-то неземное, сказочное чудилось Тимичу в ее странном пришествии...
- Товарищи бойцы! - крикнула она срывающимся голосом. - Пожалуйста, помогите мне!
Она была совсем близко - Тимич видел ее лицо - лицо актрисы, уже не юное, но еще не старое, с большими неподвижными глазами и полуоткрытым ртом...
- Да помогите же! - она за что-то запнулась и едва не упала. Моисеев хотел подойти и уже закинул карабин за спину, но Уткин сказал:
- Отставить! - он знал, на какие хитрости бывают способны бабы...
- Это Ника{17}, Уткин! - весело сказал Тимич. - Я ее узнал.
- Пропусти ее, Моисеев, - приказал Уткин, поправляя на голове шапку, это знакомая младшего лейтенанта, звать Нинкой. Подмогни сойтить, тут у нас ступенек нету.
- Ника! Ника! - в восторге повторял Тимич, любуясь ею.
- Вы ошиблись, - сухо сказала актриса, только сейчас обнаружив лежащего на ящиках человека, - меня зовут Еленой Станиславовной. Горжельская. Актриса. А вы, очевидно, офицер? Ради бога, помогите мне выбраться из этого ада! Тут кругом мертвые... Я так устала! Нашу машину сожгли, все куда-то разбежались, а обо мне забыли... - она заплакала, прикрывая глаза рукой в черной перчатке. - Как это ужасно! Вы не представляете!
- Вам надо успокоиться, - сказал Тимич, - идите в землянку, там тепло. Потом мы отправим вас в тыл.
- Товарищ старший сержант, еще одна! - хихикнув, сообщил Моисеев - он всегда хихикал, когда видел женщину...
Из остановившегося невдалеке "виллиса" вышли пять офицеров и девушка-корреспондент в белом меховом полушубке, белой кроличьей шапке и, тоже белых, аккуратных валенках. На груди ее висел фотоаппарат, на боку обыкновенная офицерская планшетка. Офицеры замешкались возле машины, девушка направилась прямо на огневую.
- Стой, стрелять буду! - в восторге заорал Моисеев.
Один из офицеров махнул рукой: пропустите. Девушка подошла к орудийному ровику, поднялась на бруствер, сняла общим планом огневую, потом - крупно - кургузую пушку с отпиленным стволом, россыпь пустых снарядных гильз, затем убитых немцев, сожженный танк, зачем-то немецкую каску, саперную лопатку, брошенный впопыхах "шмайссер". Закончив работу, поискала глазами и вдруг прицелилась объективом в Моисеева. Тот выплюнул цигарку, приосанился - грудь колесом, винтовка наперевес, - но в последний момент его заслонил своей фигурой Уткин. Однако и Уткину не пришлось попозировать в одиночестве: из землянки, толкая друг друга, повалили огневики. Фотограф на передовой еще большая редкость, чем такая вот розовощекая, расхорошенькая женщина... Она добросовестно щелкала всех и улыбалась своей удивительной, смущенной улыбкой. Уж кто-кто, а она чувствовала себя счастливой: впервые сняла настоящее поле боя с подбитыми танками, воронками от снарядов, разбитыми самоходками и чумазыми, удивительно молодыми артиллеристами, о которых начальник штаба полка сказал, что они герои...
Впрочем, сюда она приехала не только ради этих снимков. Будет еще очерк...
- Скажите, где я могу увидеть разведчика... - она мельком глянула в блокнотик, - сержанта Стрекалова?
По-журавлиному переставляя ноги в ладно сшитых хромовых сапогах, подошел начальник штаба, за ним, придерживая рукой болтающуюся планшетку, поспевал командир батареи Гречин. Увидев начальство, Уткин отступил к орудию, где уже раньше собрался весь расчет.
- Мне нужен Стрекалов, - сказала корреспондент, - у меня очерк должен пойти в следующем номере...
Покровский не ответил - то ли не расслышал, то ли сделал вид, что это к нему не относится, - смотрел куда-то неопределенно-далеко, за реку, наверное, где все еще гремели орудийные раскаты.
Корреспондент обиженно пожала плечами.
Сделав свое дело, из-за реки не спеша возвращались тридцатьчетверки, в лесу сухо потрескивали выстрелы, рвались мины - это, обезвреживая их, развлекалась пехота, на опушке, где, по слухам, не так давно убили какого-то лейтенанта вместе с возлюбленной, плясали под гармошку; по полю бродили, перекликаясь, санитары - искали раненых; человек десять молодых солдат углубляли воронку - сооружали братскую могилу. Совсем близко, почти у ровика, на сдвинутых вместе снарядных ящиках лежал кто-то живой, накрытый ворохом шинелей, и смотрел на корреспондента без улыбки, строгими, запавшими далеко вглубь глазами.
Потом выстрелы за рекой прекратились. Над притихшим миром вставало утро. В самой высокой части единственного здесь высокого холма, который почему-то прозвали Убойным, слабо дымило.
СПЕЦДОНЕСЕНИЕ РАЗВЕДКИ
Совершенно секретно!
Пугачеву Чернову
При сдаче в плен подразделений Шлауберга необходимо выявить и обезвредить как можно больше военнослужащих спецподразделения под кодовым названием Ф-2Е (или ФКЕ-2), официально выполнявшего функции разведки. Как стало известно, весь состав ФКЕ, включая унтер-офицеров и рядовых, состоит из кадровых разведчиков, прошедших спецподготовку для борьбы в особых условиях (окружении), а также в глубоком тылу советских войск. Выход этих лиц из окружения, минуя наши коллекторы, недопустим. Никаких особых знаков различия у служащих ФКЕ нет! Выявить их возможно посредством опроса других военнопленных (не эсэсовцев), а также добровольно перешедших на нашу сторону солдат и антифашистов. Для более быстрого и точного выявления главарей ФКЕ высылаем словесные портреты двоих;
1) Обер-штурмфюрер Хаммер, начальник контрразведки группы Шлауберга, в прошлом командир 142-го авиадесантного полка люфтваффе, возраст 39 лет, рост около 190 см, атлетического телосложения, черноволос, глаза карие, нос имеет вмятину (перелом) ниже середины, нижняя челюсть выдается вперед, уши, вытянутые в длину, плотно прижаты. На теле имеются зажившие рубцы (раны): в области левого соска, на правом бедре. Владеет всеми видами личного боевого оружия. При аресте опасен.
2) Штурмфюрер Эрих Книттлер, командир особого отряда СД, 27 лет, блондин, роста выше среднего, спортивного сложения, глаза голубые (или светло-серые), нос с горбинкой, лоб высокий, узкий, подбородок округлой формы, уши средних размеров, правильные. 195
Владеет всеми видами оружия, неоднократно участвовал в рейдах по советским тылам, диверсиях. За особые заслуги перед вермахтом награжден Железным крестом 2-й степени с мечами. Особые приметы: большая родинка коричневого цвета на левой скуле возле уха. Свободно говорит по-русски, по-украински - с легким акцентом.
Примечание: словесные портреты остальных военных преступников будем высылать по мере их поступления.
Фролов.
Грохот артиллерийской стрельбы, начавшийся ночью, был вначале слабым, как бы ленивым, но к рассвету набрал силу. Для Стрекалова это была небесная музыка, для Глафиры - новые страхи. Она то и дело бросала тревожные взгляды на темное окно.
Выйдя из дома, мужчина и женщина спустились по тропинке к ручью, перешли его и уже стали подниматься по косогору, чтобы обойти деревню кругом, когда сзади послышался перестук моторов.