— Товарищ, лейтенант! Разрешите деньги получить в городе?
— A-а, именинник?! Поздравляю, Яковлев! К сожалению, от наряда освободить не могу. Увольняю до обеда.
Через несколько минут Федор быстро шагал в город. Скрипел ослепительно белый снег, спрессованный пешеходами.
Вот и почта. У двери Федор чуть не столкнулся с дядей Колей.
— Ты как попал сюда, Федя? В будний день-то?
Из-под очков на Яковлева улыбчиво глядели маленькие глазки. Узнав, почему Яковлев отпущен в город, тот оживился:
— О, такое событие грех не отметить. Я забегаловку знаю одну. Патруль там не бывает. Возьмем такси и...
— Извините, сегодня я пас. В караул заступаю.
— Ерунда. Такого парня, как ты, пивком с ног не сшибешь.
Чего греха таить, еще с малолетства Федор знался с горькой. Света, затем армия остепенили его, но...
— Ладно. Получу деньги и поехали, — махнул Федор рукой.
Забегаловка и в самом деле оказалась тихой. Они были одни.
— Запри, Катюша! — обратился дядя Коля к сухопарой хозяйке буфета. — Не люблю, когда пьяные мужики гудят.
Катюша, плоскогрудая женщина лет сорока, поспешила выполнить просьбу. Она знала, что дядя Коля в долгу не останется. Перевернув бирочку на «закрыто», вышла на улицу, оставив их одних.
Выпили. Запили пивком. Разговор пошел живее.
— Дядя Коля, кто вы? — неожиданно спросил Яковлев. — Второй раз вас вижу и второй раз угощаете. А если меня за выпивку...
— Ишь, что заметил, — сразу изменился в лице дядя Коля. — Я, может, угощаю тебя для храбрости. Я, может, сейчас такую вещь скажу, что у тебя волосы дыбом станут.
— Интересно, — Яковлев перестал жевать и закурил. А дядя Коля осмотрелся, вдруг полез в нагрудный карман и вытащил небольшую красную книжицу.
— Я работник госбезопасности. Будете отвечать только правду!
Яковлев не был пугливым человеком, но то ли внезапная перемена разговора с официальным переходом на «вы», то ли приказной тон в погрубевшем голосе дяди Коли, то ли красные корочки удостоверения, которое Федор видел впервые, привели его в замешательство. Ему даже на ум не пришло: стал бы сотрудник госбезопасности здесь вести беседу? Впрочем, как знать. У них свои приемы. А дядя Коля вытащил блокнот:
— С пятого на шестое декабря вы находились в карауле. Охраняли два новых истребителя. Вам известно, что один из них разбился?
— Да, — машинально ответил Яковлев.
— Вы стояли на посту с трех до пяти утра?
— Кажется.
— Не кажется, а точно. Но не караулили, а спали!
Яковлева будто ошпарили кипятком.
— Неправда!
— Бросьте, рядовой Яковлев! Я вам не лейтенант Козырев, которому вы смогли втереть очки. У нас есть доказательства.
Лоб у Федора покрылся испариной, лицо сделалось полотняным. Дядя Коля только этого и ждал. Решил добить окончательно:
— Так вот, гражданин Яковлев, виновником катастрофы являетесь вы. Пока спали, в самолет проник иностранный разведчик.
— Ерунда! — вскричал Яковлев. — Не купите. Не мог шпик в самолет проникнуть. Пломбы я сдал сменщику целенькими.
— Вы потише, рядовой Яковлев! Нас криком не возьмешь. А что касается пломбочек, то их целенькими очень просто сделать. Смотрите, — он достал из кармана сверток и начал разворачивать. В руках оказался кустарной работы пломбир. Дядя Коля опять полез в карман, достал пару пломб и стиснул их пломбиром. Расплющенные кружки протянул Яковлеву.
— Узнаете?
Дрожащими руками Федор повертел пломбы перед глазами. В центре цифра «47», а по окружности четыре звездочки. Точно такой оттиск оставлял пломбир дежурного по стоянке. Правда, тот пломбир был из вороненной стали. Втайне на что-то надеясь, Яковлев спросил:
— Это пломбир дежурного по стоянке?
— Этим пломбиром работал иностранный разведчик.
— Неправда!
— Правда, Яковлев! Вы предстанете перед судом трибунала.
Яковлев обмяк. Во рту у него пересохло.
— Этого не может быть. Я уснул чуть-чуть. Ей-богу...
— Полно, Яковлев. Вы и раньше вели себя не так, как подобает советскому солдату, — назидательно гудел голос дяди Коли. — Скажите, Яковлев, сколько времени вы меня знаете?
— Ну, недавно.
— Во, недавно. Второй раз видите. А сколько уже рассказали?
— Ничего я вам служебного не рассказывал.
— Ничего? А вспомните.
Мысли понеслись у Яковлева галопом. Нет, ничегошеньки он этому человеку лишнего не говорил.