— Пелагея Денисовна, вы знаете этого человека? — указал Степан Герасимович на Козырева.
— Да. Цэ мий племяш, — с некоторым испугом выдавила женщина.
— Их было два. Это Виктор или Олег?
— Чур, чур... — вырвалось непроизвольно у расстроенной Пелагеи Денисовны. — Якый же вин Олег? Олег давно...
— Поспокойней, Пелагея Денисовна, — перебил Волков. — Взгляните хорошенько. У Виктора был шрамик на брови?
Оторопелая женщина растерянно глядела на Козырева. «Ти сами очи, що бачила пять мисяцив тому. Ось тилькы шрамык?.. Як я тоди нэ прыдывылась?» Неуверенно сказала:
— Цэ Виктор. Дэ ж тут буть Олегу? Мэртви нэ...
— Ясно, Пелагея Денисовна! А второго арестованного знаете? — указал Степан Герасимович на пригнувшегося Приходько.
Только сейчас Пелагея Денисовна заметила, что через стул от племяша сидит еще один человек. Внимательно посмотрела на Приходько.
— Так цэ ж Мыкола! Мыкола Ткаченко! Ий-богу, вин! Постарив тилькы. Ты що, нэ пизнаешь, Мыколо?
— Путаете что-то, гражданка, — заерзал на стуле Приходько.
Тут уж Пелагея Денисовна не стерпела:
— Нэ пизнаешь, трястя тоби на язык?! Як за сестрой Анютой бигав и трэба було поклыкать — пизнавав! А тэпэр не пизнаешь... — она говорила с вызовом, подбоченясь, на родном украинском языке.
— Вот теперь вы успокоились, — прервал Волков.
— Успокоилась?.. Та я люта, як гидра.
— Есть пословица на этот счет: злость — не советчик, но память освежает. Вот и взгляните по-новому на племянника.
И опять Пелагея Денисовна пристально глядела на Козырева. «Шрамык?.. Нэвже и тут пидвох?.. А що, як?..»
— Хорошо. Поможем вам, Пелагея Денисовна, — сказал Степан Герасимович, приподнимаясь со стула. — Раздевайтесь, Козырев!
Кребб-Козырев зыркнул на Волкова непонимающим взглядом и стал снимать китель. Когда разделся до пояса, Волков остановил его:
— Хватит. Повернитесь к женщине спиной.
Козырев повернулся, и та сразу увидела на смугловатой левой лопатке племяша овальное родимое пятнышко.
— Вин! Цэ нэ Виктор, а Олег! — вскрикнула ошеломленная Пелагея Денисовна и ей стало плохо. Падающую, ее едва успели подхватить сильные руки Игнатенко.
— Что за комедию вы разыграли? — с наигранной суровостью спросил Козырев.
— Это не комедия. Трагедия! — мрачно ответил Степан Герасимович. — Иван Иванович, раскрой слепцу глаза.
На следующий день после телефонного разговора с Волковым Игнатенко вылетел самолетом в Харьков, а дальше автобусом добрался до Полтавы. Найти бесфамильную Пелагею в областном городе оказалось сложно. Во-первых, она являлась сестрой Викторовой матери. А девичья фамилия матери неизвестна. Да и ту могла Пелагея сменить, выходя замуж. Во-вторых, Подол оказался приличным районом. В нем целая сеть улиц и переулков, сбегающих вниз к Ворскле. Сразу по прибытии в Полтаву Иван Иванович направился к коллегам. В помощь ему выделили троих. Мобилизовали адресный стол. Хорошо, что имя Пелагея не очень распространено. И все же только на одном Подоле их оказалось семьдесят два. Прикинули, что Пелагее должно быть от пятидесяти до шестидесяти лет. Женщин такого возраста нашлось двадцать шесть. Выписали их адреса и пошли по домам.
Разыскиваемая Пелагея оказалась на участке Игнатенко. Она жила в одноэтажном каменном домике с зелеными ставнями. Мыла пол.
— Ты до мэнэ, добрый чоловиче? Проходь. Я зараз.
— Вначале вопрос. Вам не знакома фамилия Козырев?
— Козырев?.. Аякже. Чоловик сэстры носыв цю фамилию.
Потом они беседовали за чашкой чая. Пелагея Денисовна рассказ вела взволнованно, часто вытирая заплаканные глаза.
...Малость ветреной была ее младшая сестра Анютка. Дружила с неплохим хлопцем Миколой Ткаченко — врачом по профессии, а выскочила замуж за военного летчика Степана Козырева. В 1937 году у Анюты родились двойнята. Назвали ребят Олегом и Виктором. Не отличишь одного от другого. Летом, правда, разбираться было полегче, когда они в трусиках бегали. У Олежки на левой лопатке родимое пятнышко, похожее на «О». Будто специально на спине прилепилось, вырисовав первую букву его имени.
Грянула война. Когда немцы подходили к Полтаве, Анюта с детьми эвакуировалась. Но в Коломаке эшелон остановился. Олежка болел коклюшем и буквально задыхался от кашля. Анютка вывела мальца из вагона. И тут налетели фашистские самолеты. Чтоб спасти людей, дернулся состав и помчал на Харьков. Может, и успела бы Анютка вскочить в один из вагонов, да тугая волна от разрыва бомбы опрокинула их наземь.
Так вот и распалась семья. Мать с Олежкой остались в Коломаке, а четырехлетнего Витю увез поезд на Восток.