Джон ошарашено сглотнул и с удивлением подумал, что он, черт возьми, совсем не готов, оказывается, вот так отмолотить тростью живого человека из плоти и крови. Его злость на Фрейзера, как утренняя роса под солнцем, уже испарилась но, видимо, назад пути не было.
Если он откажется, шотландец, чего доброго, будет считать его слабаком, будет посмеиваться над ним со своими сокамерниками, и его авторитет, как начальника тюрьмы, будет, конечно же, безвозвратно утерян. Уже сейчас тот, разрази гром его черную душу, посматривает на него с угрюмой насмешкой, видимо читая на его лице эти малодушные мысли.
- Мне долго еще стоять так, носом в стол и задницей кверху, ожидая вас с вашей тросточкой, милорд, пока вы соизволите? - вывел его из оцепенения требовательный, ехидный, чуть вздрагивающий от нервного смешка, голос. - Поверьте, это не самая достойная поза для бывшего лэрда и военачальника, черт.
«Ах ты, дьявол, он еще и издевается, гаденыш!» - от безысходности лорд Джон вспыхнул резкой отчаянной злостью. - Тросточкой? Ладно! Посмотрим, как ты сейчас запоешь, мерзавец твердолобый!»
Он негодующе фыркнул и, сжав до хруста зубы, снова выхватил из гнезда хваленую трость. Потом, в запале раздражения, пробуя ее на гибкость, несколько раз резко и крепко взмахнул наотмашь тяжелым прочным орудием. Как он уже говорил, ее сделали из особых пород какого-то ценного дерева, произрастающего на востоке. Трость послушно и мерзко пропела, резко вспоров воздух. Ух. У Грея самого душа ушла в пятки от этого звука, и он с удовлетворением отметил, как мышцы на ягодицах Фрейзера непроизвольно, хотя и не так уж заметно, сжались от этого леденящего свиста. Шотландец хоть и стоял, твердо упираясь в стол и расставив босые ноги, но этот мышечный спазм заставил его слегка содрогнуться и склонить голову ниже. Он переступил с ноги на ногу и его тяжелые, уже почти подсохшие пряди волос, выбившиеся из косы, шевельнувшись от этого движения, упали на лицо.
«Ага! - торжествующе подумал Грей. - Не такой уж ты, сукин сын, и бесстрашный, каким стараешься казаться. Ну что ж, посмотрим!»
Его вдруг захватил безотчетный азарт: придется как следует доказать Фрейзеру, что тот сильно ошибается, позволив себе насмехаться над ним, Джоном Греем. Уже, причем, в который раз...
Он почувствовал, как в нем всколыхнулось желание древнее, как сам инстинкт: подавлять, возбуждая страх, властвовать, причиняя боль. И, черт его возьми, наслаждаться этим...
Он положил трость на стол, рядом с Фрейзером. Чтоб зубоскал полюбовался пока, что его сейчас ждет. Тот скосил глаза, но ничего не сказал, только опять переступил с ноги на ногу, и, кажется, сглотнул.
Потом, пристально, с холодной иронией наблюдая за уткнувшимся в стол шотландцем, размеренными, четкими движениями, Грей снял свой форменный сюртук и аккуратно повесил его на спинку стула, оставшись в жилете и белоснежной шелковой сорочке. Затем нарочито тщательно закатал рукав сначала на одной руке, после - на другой, по локоть обнажая сильные холеные руки. Слышно было, как Джейми громко вздохнул, и почему-то Грею вдруг представилось, как этот мошенник насмешливо закатил глаза. Ах, так! Немного подумав, Джон, обошел стол и вытащил из верхнего ящика пару кожаных перчаток, которые так же неторопливо и тщательно натянул на изящные кисти, разглаживая каждый палец, прямо перед носом у этого нахального ублюдка.
Джейми вдруг поднял голову, и глаза их встретились. Взгляд каждого ясно говорил: «Я не сдамся, не надейся!» Но у Грея это выражалось в легкой ухмылке и язвительном прищуре светло-голубых глаз, а глаза шотландца пылали мрачной упертой решимостью. И Джон, снова уловив в них презрительную усмешку, вдруг понял, что он, лорд Грей, действительно оттягивает время, страшась приступить к основной процедуре этого спектакля.
«Ну, хорошо ж! Думаю, тянуть дальше некуда», - Грей тяжко, но незаметно, вздохнул, обошел стол и встал в стойку над смиренно склоненным шотландцем, решительно отводя в сторону правую руку.
Резкий короткий свист прорезал воздух, и Джейми показалось, что в заднице у него рванул пороховой погреб. Не сумев удержаться на ногах от жестокого удара - все-таки он был слишком слаб от голода и потрясений последних дней - он плашмя растянулся на зеленом сукне, попутно снося на пол так заботливо отставленные им вещи. Сложенные аккуратной стопкой бумаги веером взметнулись над головой и мягко спланировали на пол, но он этого не заметил, с трудом приходя в себя после удара, разорвавшего мозг.