Его приятели снова дружно захохотали.
Сурик был помянут не зря. Года два назад Витька- Башня раздобыл где-то банку с остатками сурика и кисть. В углу двора, возле сараев, ему попался Юлька.
Витька сказал:
— А чего это он черный? А? Некрасиво. Ему гораздо больше к лицу рыжий! А?
— Точно! — закричали Кешка и Гешка.
— И вообще, — продолжал Башня. — Юлий Цезарь-то, кажется, рыжий был. А тут…
Это Башня пуще всего любил: поразить всех какими-нибудь неожиданными познаниями и хлесткой цитатой.
Непутевый Башня, как ни странно, читал взахлеб. Правда, глотал он больше всего повести про шпионов. Но иногда и дельные книжки попадались. А память у него была цепкая.
Кешка и Гешка заломили Юле руки за спину, а Витька- Башня, под дружный хохот мальчишек, жирно ляпал краску на голову Юле. Волосы у того слиплись и поднялись, как колючки у ежа. Огненно-яркой краской были вымазаны и лоб, и уши.
Юла дергался, отбивался. Но все напрасно.
С ненавистью глядел он на мучителя. Если б мог, он убил, изувечил его, отомстил за все обиды.
Весь испачканный краской, зареванный, охрипший, вырвался он тогда из рук своих врагов и убежал домой.
Хорошо, хоть матери не было. Он яростно мыл голову в тазу, тер мылом, скреб ногтями краска въелась намертво.
«Раздобуду пистолет, — с мрачной решимостью думал Юла. — Подстерегу Башню. Жизнь или смерть?! При всех будет ползать на коленях, виниться…».
Юла мысленно уже видел, как Витька-Башня ползает в пыли, умоляет простить, твердит, что он не знал, какой Юла смелый и справедливый.
А потом пришла мать. Под ее причитания Юла еще долго отмывал волосы горячей водой с керосином и щелоком. Но и назавтра нет-нет да и мелькала в них огненная прядка.
…Эта давняя история мгновенно вспомнилась Юле, когда Башня схватил его за уши и заговорил о сурике.
Юла молчал. Злость и обида бурлили в нем. И, что самое скверное, слезы подступали к самому горлу. Только этого и не хватает: разреветься на потеху Башне.
— Храбрецы! — с трудом выдавил Юла. — Семеро на одного!..
— Можно и один на один, — с готовностью откликнулся Башня.
И вдруг в голове у Юлы стремительно, как окна несущегося мимо поезда, промелькнули и цирк, и могучий Али-Махмуд-Хан, и Григорий Денисович, и его удивительный совет.
— Состоялось! — сказал Юла.
— Значит, деремся? — изумился Башня.
— Деремся.
Витька-Башня быстро скинул пиджак.
— Стой! — яростно крикнул Юла. — Мы деремся. Один на один. Но не сейчас… Ровно через год. Запомни: в будущем году первого октября я тебя поколочу. Здесь же. При всех. Клянусь!
— Фыоть! — Витька захохотал, приседая и хлопая себя ладонями по толстым ляжкам.
Смеялись и его дружки.
— Ловко придумал! — крикнул Кешка. — Значит, целый год тебя пальцем не тронь?! Ишь как придумал! Хитро!
— Клянусь! — снова яростно выкрикнул Юла. — Ровно через год на этом же самом месте я побью тебя, Башня.
— А если не побьешь? — ехидно вклинил Гешка.
— Если не побью? — Юла лишь на мгновение задумался. — Слушайте все! Если я не побью, пусть Башня выкрасит мне волосы суриком, и я целую неделю — слышали?! — целую неделю буду так ходить по всему городу!
Мальчишки, пораженные, молча смотрели на Юлу.
— А в школу? — тихо спросил кто-то.
— И в школу…
— И дома?
— И дома…
— Мать выдерет.
— Пусть.
Столько злости и правдивости было в голосе Юлы, что ему поверили.
— Ладно! — с угрозой сказал Витька-Башня. — Ровно через год. Только без всяких фиглей-миглей. Смотри, генерал!
— Без фиглей-миглей, — подтвердил Юла. — Через год!
…Легко было сгоряча, в ярости, крикнуть Башне: «Я побью тебя!». Но когда Юла, вернувшись домой и немного успокоившись, представил себе, что предстоит ему через год, на душе сразу стало муторно.
«Неужто придется целую неделю мотаться с крашеной головой?» — Юла зажмурился от ужаса…
* * *Женя, конечно, на следующий же день узнала о новой ссоре Юлы с Башней.
— Слушай, Юлий, — волнуясь, сказала она. — Это же ужасно! Это совершенно невозможно.
Юла молчал.
— Послушай, Юлий. Ну, давай я с Башней поговорю. Скажу- ты просто погорячился. Или, еще лучше, скажу, ты пошутил. Ну, взял и пошутил. Такая вот не остроумная шутка.
Юла покачал головой.
— Но нельзя же допустить, чтоб этот проклятый Башня вылил тебе на голову ведро сурика?! — не унималась Женя. — Целую неделю с такой головой! Это же — с ума сойти!
Юла молчал. А что он мог сказать? По Жениному голосу чувствовалось: она вот-вот расплачется.
— Иди, Женя, домой. Я сам… — сказал Юла.