Прилетев в Токио, он остановился в отеле «Пасифик» в районе Синагава, где занял стандартный номер на седьмом этаже с видом на железнодорожную станцию. Переоделся в легкое кимоно — юката, которое напоминало Гейтсу обыкновенный купальный халат, только без пуговиц, а с одним лишь тонким пояском, включил телевизор и лег на кровать. Был «час мультфильмов» — время, когда все телевизионные каналы передавали мультипликационные фильмы для детей. Через равные промежутки времени они прерывались рекламными роликами. Еще в первый приезд в Японию его поразило широкое использование английских слов в рекламе, рассчитанной отнюдь не на иностранцев. Уже потом Гейтс обратил внимание на то, что марки японских автомобилей пишутся исключительно латинскими буквами, что английский вариант почти всегда дублирует японское название товара.
Эдвин Гейтс был склонен приписать широкое использование английского языка в рекламе преклонению японцев перед всем иностранным, особенно американским. Все лучшее они позаимствовали у Соединенных Штатов, поэтому японцев и мучит комплекс неполноценности, от которого в 1941 году они пытались отделаться, объявив Америке войну, а сейчас — стараясь обогнать США в экономической сфере... Под эти рассуждения Гейтс уснул, даже не выключив телевизор, — в самолете он не вздремнул и секунды. Подполковник Гейтс проспал до позднего вечера, благо плотные шторы создавали в комнате иллюзию глубокой ночи. Он и не услышал, как совершенно бесшумно открылась дверь и темная, растворившаяся в сумраке легкая фигура скользнула в комнату. Осмотр вещей Гейтса не занял и десяти минут. В комнате не раздавалось ни одного постороннего звука, только с телевизионного экрана неслась скороговорка дикторов: наступил час новостей, и все телекомпании передавали последние известия. Странная фигура была одета в темный балахон с капюшоном, и поэтому было невозможно различить очертания рук, головы. Фигура исчезла так же бесшумно, как и появилась.
Сэйсаку Яманэ — старший из сыновей погибшего капитана «Никко-мару» — не сразу вошел в дом. Смерть отца потрясла его. Они с братом довольно рано начали самостоятельную жизнь и немалого уже добились. Но и по сей день они чувствовали прочные нити, связующие их с родителями. Акира Яманэ пользовался уважением в рыбачьей деревушке. Яманэ не уехал отсюда в самые трудные для их промысла годы, когда число рыбаков в деревне уменьшилось вдвое. Сэйсаку и Кадзуо всегда гордились отцом, и немало мальчишек в деревне завидовали им. Хорошим воспитанием и образованием они были обязаны отцу, который скопил достаточно денег, чтобы послать их в Токио учиться дальше.
Работая в судостроительной компании «Исикавадзима-Харима», Сэйсаку никогда не брал отпуска — длительное отсутствие могли счесть неуважением к работе (по этой же самой причине он просиживал в своей лаборатории значительно дольше установленного рабочего времени), — но на праздники, особенно в весеннюю «золотую неделю» (она начинается 29 апреля — в день рождения императора), обязательно ездил с женой и детьми к родителям. Так же поступал и Кадзуо. Не только издревле присущее японцам почитание старших, но и любовь к родителям влекла их домой. Даже профессии они избрали под влиянием отца.
Кадзуо хотел быть моряком, но не торговым и не военным, поэтому он и выбрал управление безопасности на море. Сэйсаку, отличавшийся еще в средней школе способностями к математике, стал инженером-судостроителем.
Расплатившись с таксистом, который занес его чемодан в дом, Сэйсаку Яманэ поднялся по ступенькам, сбросил в прихожей обувь. Услышав звук подъехавшей машины, навстречу брату вышел Кадзуо, из кухни вышла мать и прижалась к широкой груди старшего сына. Она сразу как-то ссохлась и постарела, но ее глаза были сухи: японке не пристало плакать, тем более на глазах у других людей.
Надев домашние тапочки, Сэйсаку прошел в гостиную и уселся на татами. Фуруя уже ушел — его ждала семья. Кадзуо уселся напротив старшего брата. Оба молчали.
Одна из соседок, взявшихся помогать вдове Яманэ на кухне, осторожно вошла в комнату, встала на колени и поставила перед братьями лакированные подносы с едой, откупорила бутылки с пивом, наполнила высокие стаканы.
— Мать надо забрать в Токио, — сказал Кадзуо.
— Она не согласится, — покачал головой Сэйсаку.