«Осталось совсем немного, не более пятидесяти лиг[8], — вздохнул капитан, глядя на осветлённые новыми заблесками небо и море, — ежели Господь дал нам возможность благополучно минуть встречи с пиратами и испанскими патрулями, не позволил двум штормам в Атлантическом океане отправить нас кормить морских тварей, неужели он отвернётся сейчас, когда от спокойных и гостеприимных вод Аркашонского залива нас отделяет уже не более тридцати лиг Бискайского? — Хосе осенил себя крестным знамением и поднял глаза к небу, всё чаще озаряемому вспышками молний, длинными огненными змеями сползавших с неба в воду и сопровождаемых всё более громкими раскатами грома. — Нет, не может Всевышний отдать нас на милость этому проклятому коварному Бискайю! Пусть никто больше на называет меня морским волком, если к полудню „Санта Анна“ не встанет на рейд во французском порту Арденос!» — ударил кулаком по планширу Хосе. Подумав о порте, он невольно вспомнил шкатулку из красного дерева, надёжно упрятанную в капитанской каюте в сундуке. Хранящаяся в ней бумага, предназначенная местному торговцу месье Фабрису Бедару, уже завтра могла превратиться в заветные золотые луидоры. «Проклятый Бискайский залив решил испытать меня, потомственного моряка из Санто-Доминго, просоленного карибским морем и закалённого его своенравными ветрами Хосе Игнасио Гарсия? Ну что же, смотри, треклятый, на что способен капитан Хосе и его старый галеон!»
Новый порыв ветра унёс к горизонту звон корабельного колокола, отбивающего три сдвоенных[9] удара.
Из проёма полуюта показался старший матрос Пабло Салас:
— Сеньор капитан, команде не нравится, что мы несёмся на всех парусах прямо в бурю!
— А ты что, боишься, Пабло? — нескрываемый сарказм засквозил в голосе капитана, перекрываемом жалобным скрипом рангоута и свистом ветра.
— Только дурак ничего не боится, сеньор! Зачем лезть на рожон? — резонно ответил моряк, балансируя на раскачивавшейся с носа на корму палубе.
— До французских вод рукой подать, даже если сейчас ляжем на правый галс чтобы обойти грозу ближе к берегу, шанс, что нас утром заметит испанский патруль не выше, чем возможность быть отправленным на «вечный рейд» бурей, капитан! — вступил в разговор боцман. Его слова подкрепила близкая молния и заглушил залп небесной артиллерии.
— Он прав, сеньор капитан, — поддержал боцмана Пабло. — Ещё один шторм старушка «Анна» не выдержит! В трюме течь, ребята едва успевают качать воду, а у плотников уже не осталось досок для ремонта, они затыкают щели своими рубахами!
Хосе ещё раз кинул разгневанный взгляд в осветившуюся очередной молнией индигово-чёрную даль. Обида на эту жестокую стихию, забравшую сначала его деда, потом отца, а теперь угрожающе грохоча, идущую и по его душу, сжала сердце.
— Сеньор, прикажите хотя бы зарифить паруса! — прохрипел Диего, стараясь дотянуться к уху капитана. Новый сильный порыв ветра с воем натянул бизань, вырвав бизань-шкоты из рук матросов, повалив их на палубу. Бизань-мачта при этом так прогнулась, что Хосе видел, как провис бизань-штаг.
«Неужели я сдамся Бискайскому заливу, уступлю грозе и сойду с курса сейчас, когда паруса наполняет полный бакштаг[10]?» — взглянув в осветившееся новой молнией грохотавшее раскатами грома небо, Хосе всем своим естеством воспротивился мысли признать себя побеждённым. Он уже открыл рот, чтобы приказать Диего и Пабло заткнуться и вернуться на свои места:
— Нечего лезть ко мне со своими советами, если я их не спрашиваю! — начал он гневно высказывать рождённые обидой мысли, но в этот момент в почти до бела осветлённом молнией небе он увидел Марту. Она смотрела прямо в глаза мужу, прижимая к груди их малышку Луису. Лик жены был подобен Богородице, но глаза заливали слёзы. Видение явилось лишь на мгновение, однако это мгновение показалось Хосе вечностью. Раскат грома вывел его из забытья. Он подался вперёд, вдавливая грудь в планшир, но после вспышки молнии опустевшее небо казалось ещё чернее, чем было раньше, и ещё более зловещим.
Воспоминания, вызванные видением, всплыли в возбуждённом сознании. Он словно вернулся на пирс Санто-Доминго, ощутив на губах прощальный поцелуй жены, её упругое, горячее тело, крепко прижавшееся к нему, запах тяжёлых чёрных кос, уложенных кольцами вокруг головы под чёрной мантильей, полные мольбы большие глаза цвета чоколате и нежный голос, шепчущий в самое ухо: «Милый, поклянись мне, что ты вернёшься!» И то, как он отвечал, страстно целуя её лицо: «Клянусь, любимая! Я вернусь! Обязательно вернусь! Нет такой силы, которая могла бы навечно отдалить меня от тебя!» …
10
Бакштаг — попутный ветер, составляющий с курсом судна угол от 90° до 180°. Идти бакштагом значит идти, имея ветер, Полный бакштаг — близкий к попутному, т. е. к 180°; а крутой Б. ближе к боковому, т. е. к 90°.