Сестра все еще смотрела на него немигающими глазами. Потом она открыла рот и хотела что-то ему крикнуть, но в комнате раздалось лишь сердитое уханье совы.
Он вошел в тихий дом и медленно закрыл дверь. Через задернутые шторы гостиной было видно, как встает солнце. Он прошел в комнату и зажег палочкой камин. Затем сел и откинулся на диванные подушки, растирая руками уставшее лицо. Все-таки это очень тяжело — не быть собой.
Он расслабился, позволяя лицу стать прежним, изгоняя чужые черты. На миг ему, как всегда, захотелось встать перед зеркалом и измениться снова. Измениться так, как мечтала она. Измениться и войти в спальню, разбудив ее. И хотя бы раз увидеть на ее лице настоящую улыбку. И настоящее счастье.
Но он все сидел, улыбаясь встающему солнцу. Потому что теперь все это было неважно. Она не помнит этого счастья, она не узнает этого лица, даже если он осмелится надеть на себя маску, о которой она так давно грезила. Не узнает, потому что он об этом уже позаботился. И сделает это снова, только уже не с ней…
Он сидел, расслабленно глядя на играющий в камине огонь, но думал не о золоте, а о серебре, которое презирал, ненавидел… А когда-то боготворил, когда-то он мечтал о серебре.
Он опять вспомнил школу. Вспомнил, чтобы еще более ожесточить свое сердце. Потому что именно там, в прошлом, он черпал силы, чтобы делать все то, что делал сейчас.
Ты игнорировал меня все эти годы, а я хотел стать тебе другом. Лучшим, чем этот презренный гриффиндорец. Лучше, преданнее. Но что делал ты? Ты не замечал меня, лишь иногда посмеиваясь, шутя на мой счет. Я ловил взглядом все твои жесты, все твои движения, потому что ты был уникален. Я хотел стать твоим другом, но ты сделал меня своим врагом. Тихим, незаметным, недостойным внимания.
А потом я стал тебя бояться. И ненавидеть, когда ты отнял у меня ее. Я знал, что, даже отвергнутая и осмеянная тобой, она думает о тебе, она мечтает о тебе. Хотя старается этого не показывать, скрывая все за холодными улыбками. И знаешь что? Я смирился. Я оставил надежды получить ее, я отдал ее тебе, чтобы ты играл с ней.
Я смирился, я забыл о ней и о тебе. Почти. Потому что в моей жизни появилась другая. В моей жизни появилась она, моя жена. Я был безумно счастлив, я прыгал от счастья, потому что она была моей и только моей! Она не знала тебя, ты никогда не смог бы получить ее. Она была моей.
Я ее любил, как никого на свете. С того самого мига, как увидел. С самого первого мгновения. Я боялся подойти и заговорить, но мне повезло. Хоть раз в жизни, как я подумал тогда. Наши родители оказались знакомы. И так началось мое счастье, о которым ты даже не подозревал. Я был с ней рядом, я говорил с ней, я держал ее за руку. Я целовал ее, я обладал ею…
Мы шутили и играли, я делал для нее все. И когда она сказала, что хотела бы, чтобы я был немного другим, я с радостью согласился. Ради нее я совершил невозможное, потому что хотел быть таким, каким хотела бы видеть меня она. Я смог меняться. И когда я сделал так, как она просила, жизнь моя была разбита.
Вот тогда-то я понял вдруг все. И узнал все, потому что хотел знать. И счастье мое померкло. И именно тогда я понял, что она не моя. Твоя. Все еще твоя!
Я превратил ее жизнь в сказку и так же легко разбил. А потом склеил заново, отметая ненужные куски. Я верил, что теперь она будет моей. И она моя.
Но я. Я не могу забыть. Я не могу простить. Тебя. Поэтому ты заплатишь мне, Скорпиус Малфой. Много лет назад ты не счел меня достойным другом. Теперь я буду достойным тебе врагом.
И если ты меня найдешь, я буду высоко держать голову, потому что ты мне уже несколько раз проиграл. И я буду рад посмотреть в твои глаза цвета серебра и отразить их, чтобы ты понял, что я сделал, будучи твоей тенью. Что я сделал ради любви. Ради нее — той, которой ты лишь поиграл.
Теперь я буду играть с тобой и твоей любовью.
16.11.2009
Часть третья.
Скорпиус Малфой.
Грег Грегори... Что ж, когда-то это должно было, наверное, случиться...
Не забыл ее? Не простил его?
В памяти сразу всплывал этот вечно чистый и аккуратный аристократ, которого и аристократом-то считать не полагалось, потому что семья его обеднела еще во времена воинственных гоблинов...
Как удобно, что в Министерстве даже адреса записывают: не нужно тратить время на то, чтобы выяснить, где скрывается этот любитель порталов...
Все-таки не вяжется все это...
Очередной ход игры?
Тогда где этот... должен появиться, если Грегори — лишь новый тупик, подсунутый врагом?
Если и тут ничего, будем трясти Министерство, что-то там нечисто с этими порталами...
Лили, считай количество упавших слезинок, за каждую из них я отомщу сполна...
— Он бы не тронул Лили,— над ухом пробормотал Джеймс, когда они остановились у калитки, за которой уютно расположился небольшой светлый домик с какой-то непропорциональной каминной трубой, словно туда втискивался Санта-Клаус габаритов Хагрида. Все это Скорпиус замечал мимоходом, поддаваясь скорее привычке, чем действительно интересуясь домом Грегори.
— Если до сих пор не тронул, то и шансов у него не будет,— сквозь зубы проговорил Малфой, уже готовый возненавидеть и этот дом, и трубу, и их хозяина. У него всегда это легко получалось: ненавидеть...
— Малфой, у тебя сейчас лицо убийцы,— тихо заметил Джеймс, кладя руку на плечо друга. Скорпиус хотел скинуть эту тяжелую ладонь, но передумал: зачем лишние движения? Они их за сутки и так сделали уже многовато, нужно экономить силы...
Сутки. Даже меньше... А кажется, что прошли года... И что он поседел за это время, как Гарри Поттер тем незабвенным сентябрем...
Малфой, так ты скоро превратишься в нервную старосту Уизли. Или в очередного Поттера с манией все переживать. Взять себя в руки. Составить план действий.
Нужно просто сесть и подумать: холодно, четко, без эмоций. Но это после визита к Грегори, потому что сейчас четкости и хладнокровия ему точно не хватит. Хотя бы потому, что он стоял перед домой не просто подозреваемого в похищении его жены, а ее бывшего поклонника, который вполне мог, при удачном стечении обстоятельств (удачном для него), быть сейчас на месте самого Скорпиуса. Это бесило, это не давало быть спокойным — ревность. Глупая и сейчас совершенно неуместная... Ведь прошли годы...
— Малфой, идем,— Поттер, проявив незаурядную смекалку, просто толкнул калитку — и она открылась. Значит, здесь не только глупая труба, но и отсутствие всяких магических предосторожностей... Грегори решил стать магглом?
Что ж, надежда на то, что все решится так просто, вообще погасла. Ни охраны, ни защиты. Он не боится визитеров...
Лили, где же ты?!
Они прошли во двор, щурясь от вставшего солнца, что отражалось от зашторенных окон дома.
Даже если это не Грегори, его имя появилось в списке не случайно... Может, тоже месть — мимоходом...?!
— Будем звонить или просто ворвемся?— с усмешкой на бледном лице спросил Поттер, доставая палочку. Малфой подумал, что он свою, кажется, и не убирал.
Скорпиус дернул за веревочку звонка и сморщился: просто райский колокольчик на шее коровы. Грегори, гиппогриф тебя... Как-то не вязалось это с образом бывшего слизеринца и заставляло насторожиться...
А если все-таки он?
Дверь открылась почти сразу. На пороге стоял сам Грегори, как всегда, опрятный, даже ранним утром. На нем был синий халат, под которым легко угадывались безукоризненно чистая сорочка и брюки.
— Привет, Грегори.
— Доброе утро, Малфой,— спокойно произнес он, оглядывая непрошенных гостей. Да, они с Поттером составляли сейчас волшебный пейзаж: сутки на ногах, не ели и не спали, перемазались в саже (по крайней мере, Поттер точно) и еще в чем-нибудь, на лицах — ничего приятного для созерцания...— Мимо проходили?
Грегори отступил внутрь, пропуская гостей. Он закрыл дверь, спокойно прошел в гостиную к столику, на котором лежала газета и дымился кофе. Хозяин указал на стулья вокруг стола, потом взмахнул палочкой — и перед ними нарисовались кофейник и чашки.