— Потому что я видел, как все это бывает. Даже если полиция схватит их, они тут же выйдут через вращающуюся дверь — обратно на улицу. И главным образом, из-за таких желающих добра ублюдкам, как ты! Неужели все происшедшее не заставило тебя подумать о том, что ты делаешь?
— Заставило, — сказал Джек. — Но давайте не будем говорить об этом сейчас, хорошо?
— Что у вас, у детей, за характер? На твоем месте я подал бы заявление об увольнении два дня назад и попросил работу в конторе районного прокурора. Как ты можешь думать о том, чтобы вернуться к себе в бюро и снова взяться за защиту этих чудовищ?
— Все не так просто, и вы знаете это.
— Неужели?! — взорвался Пол. — Клянусь Богом, может быть, это как раз очень просто, а мы не имеем мужества признаться в этом!
— Поэтому вам хотелось бы нацепить пару ковбойских шестизарядных револьверов и отправиться расстреливать их, да?
— Сейчас, — согласился Пол, — это именно то, что мне хотелось бы сделать. И я не уверен, что это плохая мысль.
— У меня довольно хороший слух, не надо кричать.
— Прости, — огрызнулся Пол.
Джек сидел в мятом черном костюме, волосы растрепаны, в глазах горечь.
Пол слишком долго не отводил взгляда от лица Джека — и Джек не выдержал — поднялся и пошел к стенному бару.
— Выпить хотите?
— Не отказался бы от глотка.
— Держу пари, вы думали, что я так и не предложу. — Джек улыбнулся. Он открыл дверцу бара и налил до половины в два стакана шотландского виски. Без льда и содовой. Протянул один стакан Полу и вернулся на свое место. — Прошу прощения, если показался утешителем. Дело в том, что мне самому нужны были слова утешения. Это логично?
— Конечно. Прости, что я так вскипел.
— Всю неделю я вспоминал один случай, который произошел три года назад, — начал Джек. — Я был в городе по какому-то поручению, что-то связанное с одним из клиентов. Вечер был хороший, и я возвращался домой пешком. Возле Брайант-парка наткнулся на девчушку. Она была вся растрепана. Оказалось, ее изнасиловали прямо в парке. Я дал ей на такси и посоветовал заявить в полицию. Полагаю, она этого не сделала.
— Почему же?
— Она была какая-то безвольная. Вероятно, групповое изнасилование для нее не было потрясением. Она очень расстроилась, но не была взбешена. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Не совсем.
— Вот в чем суть: многое теперь не принимается всерьез. Или принимается как само собой разумеющееся. Вы знаете, что эта девица сказала мне? Она сказала, что ей не следовало ходить в Брайант-парк в такой час. Она думала, что это ее собственная вина. Ее бы не изнасиловали, если бы она туда не пошла. В странное время мы живем…
— Не пытаешься ли ты сказать, — выдохнул Пол, — что мать Кэрол сама виновата в том, что произошло?
— Ни в коем случае. Не порите горячку. Я полагаю, что если бы вы оба жили так, будто находитесь в осажденной крепости: постоянно бы пользовались смотровым глазком, никогда не впускали в квартиру посторонних лиц, вставили бы дополнительные замки на двери, никогда не выходили бы из квартиры без злой собаки на поводке — если бы вы предпочли жить так, го с ней наверняка ничего не случилось. Но кто может так жить?!
Пол знал людей, которые жили именно так.
— Послушайте, папа, я понимаю, что это не может пройти сразу, но со временем вы будете думать об этом как о трагическом случае, словно ее поразила болезнь или она попала под автобус на улице. Нет ничего хорошего в том, чтобы взвинчивать себя, требуя мести и возмездия. Даже если этих ублюдков схватят и упрячут на всю жизнь, это ничего не изменит.
Пол ожидал неизбежного: вот сейчас Джек скажет, что это не вернет ее, но он так и не произнес этих слов; вероятно, Джек все же обладал чувством такта, чтобы не говорить банальных истин.
— Нам обоим надо понять, — продолжал Джек, — что в наше время человек чувствует себя неполноценным, если не может открыть замок за три секунды с помощью пластмассового календарика — любой ребенок с улицы с этим справляется. Знаете ли вы статистику преступности? Каждые двенадцать секунд в Нью-Йорке, происходит нападение или ограбление — в прошлом году зарегистрировано около семидесяти тысяч случаев. Только одного из шести виновных в серьезных преступлениях задерживает полиция, а из всех арестованных лишь треть попадает на скамью подсудимых. Конечно, в делах об убийстве эта цифра значительно выше: полиция обычно раскрывает около восьмидесяти процентов. Но все равно в нашем городе в среднем происходит около трех убийств в день. Вы, я, Кэрол и мама — все мы теперь стали статистическими данными. Для вас и для меня это самое страшное, что могло произойти, а для полицейских — нечто будничное.