ДЕЛО № 45094. США ПРОТИВ АБЕЛЯ
Уже в день ареста Марка отвезли в аэропорт, а оттуда самолетом доставили в город Макаллен, штат Техас, затем довезли до лагеря перебежчиков, где поместили в одиночную камеру номер пять. Кровать, стол, стул, унитаз, зарешеченное окно и... невыносимая жара.
Но странному стечению обстоятельств допросы начались 22 июня — не самый лучший день в истории СССР и каждого советского человека, тем более — участника Великой Отечественной войны. Двое сотрудников службы иммиграции и натурализации явно действовали под диктовку ФБР. Ясно было одно: перед ними — советский разведчик-нелегал. Но следователи пытались понять, кого, собственно говоря, они арестовали, выяснить не только легендированные но и настоящие установочные данные разведчика, узнать, как он попал в США и чем конкретно занимался, источник получения фальшивых документов на имя Коллинза и Голдфуса и многое-многое другое.
Но Макс отказывался давать какие-либо сведения о себе. «По уголовно-процессуальному кодексу США обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Поэтому я не буду давать показания и отвечать на вопросы», — заявил он представителям власти.
Главная задача, которую должен был решить Вильям Генрихович, состояла в том, как оповестить Центр о своем аресте и дать понять сослуживцам, что он никого не выдал и не работает на американцев. И сделать это нужно было как можно скорее. Решение пришло неожиданно, Он назвался Рудольфом Ивановичем Абелем—именем, которое стало для него последним псевдонимом уже до конца жизни.
Примерно через неделю после этого «признания» состоялись слушания по делу о нарушении Абелем правил въезда и проживания в США. Они длились недолго. После двух часов судебного заседания его признали виновным и вынесли решение о высылке из страны. Формально буква закона была соблюдена, и на этом служба иммиграции и натурализации посчитала свою функцию выполненной. За дело вновь принялись сотрудники ФБР.
Абеля продолжали пугать смертельным приговором и склонять к сотрудничеству с ФБР и ЦРУ. Особый интерес контрразведчики проявляли к его источникам оперативной информации. Кто они, где живут и работают, какими сведениями располагают и какую информацию успели передать в Москву?
Абель неизменно отвечал отказом. «И вы, и я профессионалы... Так зачем задавать липшие вопросы?..»—такова была его тактика. За стойкость и выдержку, гибкий и аналитический ум, разносторонние дарования и глубокие знания даже сотрудники американских спецслужб прониклись к нему уважением. Во время одного из допросов Абеля подвергли тестированию, чтобы проверить уровень его интеллекта. Результат привел в замешательство американских экспертов. «Коэффициент интеллекта близок к гениальности», — такова оценка специалистов, проводивших тестирование. И в объективности этих психологов сомневаться не приходится,—ведь к своему испытуемому они не питали особой симпатии. Скорее наоборот. Ведь перед ними был разведчик, более девяти лет нелегально работавший на враждебную державу.
Ничего не добившись от подследственного, в начале августа Марку предъявили выданный на основании постановления Большого жюри, заседавшего в Нью-Йорке, ордер на арест и перевели в тюрьму Эдинбурга. С этого момента арестованный попадал под юрисдикцию судебных властей, и сотрудники ФБР уже не могли вмешиваться в его дело. Было решено, что судебные слушания состоятся в Нью-Йорке. Разведчик против этого не возражал, и его доставили в местную тюрьму. Уже в аэропорту Нью-Йорка Абеля и сопровождавших его охранников окружила толпа репортеров. Но ни на один из своих вопросов журналисты не получили ответа. Тем не менее на следующий день едва ли не все газеты США поместили фотографию «русского шпиона» и пространные комментарии о его тайной деятельности в ущерб национальным интересам страша. Еще бы! Ведь нужно же было создать общественное мнение против коммунистической шпионской угрозы и тем самым вынудить суд принять максимально жесткое решение.
Вскоре состоялось первое судебное заседание, на котором решались процедурные вопросы. Абелю отказали в возможности освобождения под залог (иного и быть не могло) и предоставили право в течение недели найти защитника.
Вскоре все юридические формальности были завершены и начались слушания по делу № 45094 «США против Абеля». В результате подсудимого приговорили к 30 годам тюремного заключения. На момент вынесения приговора ему было 54 года, так что на свободу он мог выйти в возрасте 84-х лет, что в условиях американских тюрем и с учетом состояния здоровья разведчика было в принципе невозможно.
— Вадим Алексеевич, что было наиболее важным для арестованного разведчика-нелегала, только что пережившего провал?
— Прежде всего, он опасался, что с помощью радиста Хэйханена спецслужбы США могут начать оперативную игру от его имени с целью выявления членов нелегальной резидентуры, а также дезинформации Центра. Поэтому он должен был найти способ передать информацию о своем аресте и дать понять, что не пошел на оперативный контакт с американцами и не выдал никого из своей резидентуры.
— Как же это можно сделать в условиях тюрьмы, когда связи с внешним миром не только существенно ограничены, а их попросту нет? К тому же постоянные допросы, психологическое давление, попытки перевербовки и реальная угроза смерти на электрическом стуле?
— Вильям Генрихович избрал единственно возможную в сложившейся ситуации тактику и стратегию. Он категорически отказывался от обвинений в разведывательной деятельности. Хотя у американцев было несколько вещественных доказательств, полученных в ходе ареста, плюс показания предателя Вика. Но они не знали даже настоящего имени Фишера и могли лишь догадываться о той колоссальной разведывательной деятельности, которую он вел на территории США в пользу СССР. Поэтому Марк придумал и довел до следователей легенду о том, что он действительно выходец из России и в числе перемещенных лиц сразу после войны попал в Германию. Там в разрушенном бомбами доме богатого бюргера он нашел деньги—50 тысяч долларов—купил себе фальшивый паспорт на имя Каютиса и по этому документу в 1948 году через Канаду въехал в США. Ну а «настоящее» его имя — Рудольф Иванович Абель. Это «признание» он сделал 25 июня и просил разрешения направить письмо в советское посольство.
— Почему Вильям Генрихович Фишер выбрал именно это имя?
— Это был его приятель по работе в разведке еще в довоенные годы и в годы войны. Он знал, что имя этого разведчика известно в Центре. Присвоив его, Фишер рассчитывал таким опосредованным образом дать понять своему московскому руководству, что не выдал сотрудникам ФБР никого и ничего — даже своего подлинного имени, а самое главное — не пошел на сотрудничество с ФБР и ЦРУ.
— Извините, но я не могу понять, каков реальный механизм выполнения этой задумки Фишера?
— Все очень просто. О том, что с Марком что-то произошло, мы поняли практически сразу, — ведь от него перестала поступать информация. Затем пришло письмо в посольство СССР в Вашингтоне «от советского гражданина Р. Абеля», которое ему позволили написать и отправить только 10 июля. А когда в американской прессе появились публикации об «аресте русского шпиона Рудольфа Абеля», мы убедились, что речь идет именно о Марке, поскольку настоящий Абель умер в Москве за два года до этих событий. Эта же логика подсказала нам, что Вильям Генрихович не пошел на сотрудничество со спецслужбами — ни с ЦРУ, ни с ФБР. Более того, мы поняли перспективный замысел Марка и в дальнейшем использовали эти сведения в работе по его освобождению из американской тюрьмы.
— Расскажите подробнее, кто такой настоящий Абель, чьи установочные данные присвоил себе в качестве псевдонима наш разведчик?
— Настоящий, как вы говорите, Рудольф Иванович Абель по национальности латыш. Он родился в Риге и был на три года старше Вильяма Генриховича Фишера. Абель—участник Гражданской войны, отличился в боях с белогвардейцами. Во второй половине двадцатых годов его призвали в органы госбезопасности молодой Советской Республики, где он служил в иностранном отделе (разведка) ОГПУ. Как и Фишер, он увлекался радиоделом и с 1927 по 1929 год работал радистом в Китае. Возможно, что именно здесь состоялась первая встреча Абеля с Фишером, который в это время был направлен в Китай в краткосрочную командировку. Затем до середины тридцатых годов Абель работал в Маньчжурии под легендой русского эмигранта первой волны. После возвращения на родину его уволили из органов госбезопасности, однако в декабре 1941 года, как и Фишера, вновь вернули в разведку как опытного радиста. Вместе с Фишером он работал в 4-м (разведывательно-диверсионном) управлении НКГБ у Павла Анатольевича Судоплатова. Занимался подготовкой наших радистов, которые в составе разведывательно-диверсионных групп направлялись за линию фронта на оккупированную территорию. Во время войны Абель и Фишер часто встречались. После окончания Великой Отечественной войны настоящий Абель в звании подполковника был уволен в запас и умер в Москве в возрасте 55 лет.