Придя домой, Плавин раскрыл контейнер — небольшую алюминиевую трубку—и вытряхнул на стол все его содержимое: подробную инструкцию о дальнейшей работе, четыре шифровальных блокнота и крупную сумму денег. В письме американцы благодарили за работу и обусловили проведете новой тайниковой операции. Теперь заложить контейнер для американских разведчиков с добытой секретной информацией должен был Плавин. Место закладки -— опять музей. На сей раз—«Памятник жилищной архитектуры XVII века», что в Москве, на улице Разина (ныне Варварка), недалеко от Кремля. Условной меткой о закладке контейнера должна быть проведенная мелом небольшая черта, которую агент должен нанести на указанном в инструкции здании в районе Зачатьевского монастыря. Через два дня Плавину надлежало «считать», как говорят разведчики, оставленную американцами метку в обусловленном месте на Житной. Это означало, что сотрудники ЦРУ благополучно изъяли заложенный агентом контейнер.
Уже в который раз контрразведчиками была детально проанализирована ситуация, подобрано большое количество негативов с чертежами элементов ракетной техники и пусковых установок, составлен и зашифрован с помощью недавно полученных из ЦРУ шифрблокнотов подробный шпионский отчет. Все это Михаил Моисеевич лично упаковал в контейнер,—кажется, это была вскрытая и изрядно помятая банка из-под сгущенки. Такие контейнеры разведчики называют «бросовыми». Лежит он себе где-нибудь у обочины дороги, грязный, помятый, иногда даже мерзко пахнущий, и не привлекающий ничьего внимания. И лишь тот, кому он предназначен, знает о его существовании, точном месте нахождения, а главное — чрезвычайно важном содержимом.
Приготовив контейнер и заботливо упаковав в него все необходимые материалы, агент выехал в Москву.
То ли у исполнителя чекистского замысла появился навык оперативной работы, то ли проснулся азарт, но закладку тайника Плавин провел чисто, гладко и даже без особого волнения. Так же спокойно и незаметно для окружающих поставил мелом условную метку. Уже через несколько часов в этот же день метка была считана кем-то из сотрудников американского посольства, который проехал мимо нее на машине с дипломатическими номерами.
Не заставил себя ждать и разведчик-«почтальон». На выемку контейнера приехал атташе американского посольства Рейзер. Прогуливаясь с женой по музею, он несколько раз прошел мимо тайника, пристально изучая ситуацию. Не обнаружив ничего настораживающего, он изъял тайник, даже не подозревая о том, что все его действия тщательно фиксировались советской контрразведкой. Со стороны всю операцию прикрывал сотрудник ЦРУ Шерман. Но и он не заметил ничего подозрительного.
Надо полагать, что окрыленные успехом американцы в этот же день составили подробный отчет о проведении ответственного и довольно рискованного в условиях чужой страны мероприятия и вместе с полученными из тайника документами срочной дипломатической почтой отправили в Лэнгли, в штаб-квартиру ЦРУ.
Вскоре Плавину пришло письмо из Бельгии, расшифровав которое, он узнал, что заложенные им в тайник материалы получили очень высокую оценку американских специалистов. В связи с этим сотрудники ЦРУ выражали ему благодарность и проинформировали об очередной тайниковой операции, которая пройдет в Ленинграде.
Судя по всему, кураторы из ЦРУ теперь полностью доверяли своему агенту, и тайниковые операции, на подготовку которых любая разведка тратит не один год, стали в работе с Плавиным обычным, если не сказать—заурядным явлением. Креативностью американцы не отличались, продолжая использовать бросовые контейнеры. Для этого выбиралось малолюдное место где-нибудь рядом с дорогой и заметным ориентиром. Проезжая на своей машине, кто-либо из американских дипломатов-разведчиков ненадолго останавливался и закладывал контейнер в виде булыжника, куска бетона или толстого обрубка старой ветки. Чуть позднее сюда же приезжал Плавин и забирал контейнер. Иногда дипломаты выбрасывали закладки прямо из окон машины, лишь слегка притормозив у обусловленного места.
Абсолютное доверие к агенту со стороны американских разведчиков, забота о его безопасности, важность получаемых от него сведений и научно-технический прогресс, который в делах шпионских реализуется быстрее, чем где бы то ни было, обусловил новую стадию во взаимоотношениях Плавина и ЦРУ. Однако главную роль играла военно-политическая составляющая международной политики, которая находила свое отражения в тех заданиях, которые получал агент.
К концу 60-х годов основательно изменился характер стратегических ядерных сил как в СССР, так и в США. В Советском Союзе планировалось развертывание тяжелых баллистических ракет наземного базирования и создание ракетных подводных крейсеров. Начиная с 1968 года, в стране на боевое дежурство ежегодно становилось до 200 новых ракет. В США ядерный арсенал — 1054 межконтинентальных баллистических ракет и 656 баллистических ракет подводного базирования — оставался неизменным с 1967 года, хотя продолжало существенно увеличиваться количество носителей с разделяющимися головными частями.
Но политики прекрасно понимали, что гонка ядерных вооружений не может продолжаться бесконечно. Количество боеголовок зашкаливало. Оно перекрыло все мыслимые и немыслимые пределы, а их производство буквально загоняло в тупик экономику обоих государств.
17 ноября 1969 года в Хельсинки начались переговоры между СССР и США по ограничению ядерных запасов. Но чтобы составить адекватный, отвечающий времени и интересам двух государств договор, нужно было во всех нюансах изучить арсенал стратегических вооружений своего противника. Именно этой работой и занималась разведка двух стран. Контрразведка, как и положено, всячески охраняла эти секреты.
Тяжело и долго велись переговоры, часто останавливаясь и заходя в тупик. Встречи продолжались в Хельсинки и Вене аж до мая 1972 года, когда в Москве был наконец подписан Договор по ПРО и Временное соглашение между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений. Эти документы ограничивали количество баллистических ракет и пусковых установок обеих сторон на том уровне, на котором они находились в момент подписания Договора. На вооружение могли приниматься новые баллистические ракеты подводного базирования только в количестве, равном устаревшим наземным МБР, подлежащим списанию.
Лично для Плавила это был непростой период. Американцы буквально забрасывали его все новыми и новыми заданиями но поиску секретных сведений в отношении советского ракетного оружия. Напряжете до стилю предела. Сотрудников ЦРУ уже не удовлетворял график обмена информацией на линии разведцентр—агент с помощью тайниковых закладок и почтовых отправлений. Они решили интенсифицировать процесс, сделать его более динамичным и быстрым. Год начала переговоров в Хельсинки ознаменовался тем, что специально для Плавина был выделен радиоканал и организованы постоянные передачи из Франкфуртского радиоцентра американской разведки. Для этого Майкл получил задание от своих кураторов из ЦРУ купить мощный бытовой радиоприемник и теперь в строго определенные дли получал секретные радиограммы с новыми заданиями, информацией о проведении тайниковых операций и, конечно, заработанных им деньгах. Осуществлялась только односторонняя радиосвязь из разведцентра к агенту. Передаваемые в начале каждого сеанса радиосвязи цифры означали: 173 — передается тренировочная радиограмма, 258 — боевая. Уже 5 сентября Плавил принял первую боевую радиошифровку о заложенном для него контейнере в тайнике на Исаакиевском соборе.
Можно поздравить сотрудников посольской резидентуры. Теперь это было во всех отношениях прекрасное для закладки и выемки тайника место, отвечающее всем жестким требованиям конспиративной работы на канале бесконтактной связи разведцентр — агент. Его подобрали в узком проходе при подъеме на колоннаду собора — на мощной металлической балке. Для изъятия закладки нужно было просто проверить, что в двух метрах впереди и сзади никого нет, поднять руку и взять контейнер, который лежал за краем балки и был абсолютно незаметен со стороны. С этим поручением Плавин справился легко и быстро. Но норою шпионская жизнь, полная осторожности, тайн, кропотливой и долгой подготовки к выполнению очередного задания, просто изматывала. И это притом, что ему активно помогали оперработники КГБ СССР, ставшие уже не просто кураторами опасной и рискованной деятельности, а близкими и надежными друзьями. Именно они были тем мозговым центром, который анализировал всю поступающую информацию, продумывал наиболее оптимальные ходы и решения возникающих вопросов, старался предусмотреть все возможные варианты оперативных «проколов» и уберечь от них своего исполнителя оперативного замысла. Но и это еще не все. Нужно было понять ход мыслей и логику поступков своего противника и действовать с упреждением хотя бы на полкорпуса. При этом у сотрудников ЦРУ не должно было возникнуть и тени сомнений по поводу того, что их конфидент действует не один, а в тандеме с одной из лучших спецслужб мира.