— Не вся, — Сверчок сломался, он ничего не понимал, весь мир ему застила хрустальная слезинка, так не вовремя катившаяся по бледной щеке.
— Я… я, — он сжал ее руку и подул на пальцы. — Я, наверное, лунатик или вроде того. Ты мне снилась такая печальная, куда-то спешила, я чувствовал, что теряю тебя навсегда.
Стефания прижала к его щеке пальцы и ущипнула.
— Нет мне покоя! Опять эта бледная тень шлялась к тебе, — нахмурилась она.
Но Димка пропустил ее слова мимо ушей, он был поглощен своими переживаниями.
— Я думал, что проснулся, когда ты мне позвонила и пришла.
Она удивленно смотрела на него, приподняв правую бровь, и медленно произнесла:
— Да, пришла! Только ты вел себя как дурак.
— Ты пришла в платье, как у Джульетты, а потом мы очутились в фамильном склепе Капулетти. И ты… ты лежала в гробу.
Девушка дотронулась до лба Сверчка и затрясла рукой.
— Да, да, — Димка говорил, и ему становилось легче, голова не болела, ночной кошмар отступал. — Тьма, факел чадит, тени мечутся, гроб, то в нем один покойничек, то другой. И тут на меня набрасывается такая собаченция, о-го-го!
Агент удовлетворенно крякнул, но Сверчков и этого не заметил — страшный сон стал превращаться в затрапезную пугалку.
Если бы Сверчок не был так увлечен своим рассказом, то обратил бы внимание на лицо девушки. Она отстранилась, и ее напряженный остановившийся взор буравил Димку.
— А что я делала? — в голосе ощущался лед.
— Ты? Лежала в гробике и спала, — невесело улыбнулся Димка.
— И все? — вопрос прозвучал удивленно.
— Все.
— Приехали, — прохрипел Агент.
— А куда мы едем? — очнулся Сверчок.
— Куда? — она внимательно посмотрела в окно.
Их зажимал предпраздничный поток на Садовом кольце в районе метро «Парк Культуры».
— А никуда! — тряхнула головой Стефания. — Будем отрываться! Ты, я вижу, любишь это?
— Оторваться надо по полной! — на Димку накатило веселое настроение.
Он готов был беситься и стоять на голове.
— По полной, так по полной! Есть одно местечко! — она решительно вытолкала его из машины.
Они пробежали между мордами грязных мокрых автомобилей по загазованному переулку и очутились возле старого недавно отремонтированного особняка.
— Смотри, смотри Пряничный домик! Детки отламывают прянички, а страшная ведьма их цап-царап! — Сверчок хихикнул и дернул подружку за капюшон куртки.
Та медленно обернулась и окатила его ледяным взором. В этот момент Димке показалось, что ей тысяча лет.
Внутренности особнячка производили впечатление, но Сверчок презрел ресторан, бар, биллиард. Прежде всего у него не было и не могло быть таких денег, да и кровь его играла совсем от другого — от перезвона зала игровых автоматов.
— Ты же не любишь игралки? — неожиданно спохватился он.
— Не любила. У меня прошел переходный возраст, все! Теперь я люблю то, что не любила, и наоборот.
Сверчок машинально отметил, что так оно и есть. Нынешняя Стефания — это Стефания наоборот. Он где-то слышал, что у девчонок переходный возраст кончается быстрее, и они раньше взрослеют. Одного он не мог понять, почему так ноет сердце, стоит ему вспомнить ту, прежнюю Степку.
Какие здесь были игровые автоматы! Почему они раньше сюда не заходили? Хотя… Они вообще не болтались по местам, где нужны были приличные деньги. Их у Сверчка никогда не было, да он и не стремился развлекаться по какой-то системе. Димка был в том счастливом возрасте, когда беспричинно радует любой пустяк. А та, прежняя, Степка не терпела скопления народа и не любила все покупное.
«Димка, то, что человеку действительно нужно, купить нельзя». Пока он обдумывал ее слова, Стефания начинала хохотать: «Прописные истины так по-дурацки звучат!»
Димка молчал. Все, что она говорила, казалось важным и нуждалось в осмыслении.
Им было так хорошо в парках, в лесу, просто дома, особенно, когда родителей не было и они как бы делали уроки. Именно «как бы», а на самом деле говорили, слушали музыку, переписывались. Да, они писали друг другу записочки и передавали, соприкасаясь рукавами. Писали разную чушь, типа: «Я совсем не крутой парень. Видел я этих крутых парней в гробу», «А я — цветочек геранька. Хочу расти на подоконничке, и меня устраивает видок из твоей кельи», «Я + Я = Мы». И уже от этого обоих бросало в жар. От «Мы», которое кому-то могло показаться дурацким. Вообще, очень многие вещи становятся дурацкими, если их вытащить на белый свет.
В один из осенних пасмурных дней (им такие промозглые деньки почему-то казались ужасно романтичными) Димка залез зачем-то в шкаф, и оттуда вывалился синий пакет.