Галя приметила, что чем дальше событие было удалено по времени, тем оно виделось бледнее. Некоторые совсем выцвели и почти не различались, напоминая застиранные занавеси.
— Что это?
— Прорубь Безвременья, — простонал Потрошило. — Из нее не возвращаются.
— Это Бездна у Перехода?
— Нет, это Ничто. Ах зачем, зачем я соблазнился охотой на тебя?! Вот что значит отступить от правила. Я никогда не готовил себе котлеток из мосластых девиц. Ах за что, за что я пропадаю?
— Отключись! — Галя пыталась справиться с подступающим ужасом. У нее мерзли руки, холодели ноги, хотя раньше ни холода, ни жары, ни ветра она тут не ощущала. — Лучше подумай, есть ли отсюда выход? Соображай! Ты же местный!
— Оборвался лифт, это шахта Безвременья. Выхода нет, я пропал, пропал, — скулил Потрошило.
Полет был странным. Наверное, так прыгают с парашютом, в ожидании, когда можно будет дернуть за кольцо. Но у них не было ни кольца, ни парашютов.
Лифт летел сквозь толщу, похожую на воду. Мелькнул борт корабля. Люди, вещи, какие-то предметы приближались, удалялись, возникали то над головой, то глубоко под ногами. Галя со страхом смотрела на картину кораблекрушения.
Никакой системы в этой ужасной хронике не проглядывалось, скорее всего, ее и не было.
Галя догадалась: пропасть Безвременья — это нечто вроде вселенского мусоросборника, куда сбрасывается материальная оболочка каждого земного дня.
В этой трубе нет дна. Дно — конец чего-то, а тут нет ни конца ни начала.
Галя обхватила себя руками и прошептала:
— Мой Ангел-Хранитель, прости, прости меня. Я столько натворила глупостей, пусть никто на Земле не пропадет из-за меня. Пусть этот Сверчков откроет свои законы, пусть Степка выберется с Перехода.
И тут ее тряхнуло, завертело, схватило за шиворот. В сознании девочки все сместилось.
— Что ты тут делаешь?
Строгий старик в белом парике тряс Галю, и она догадалась, что падение прекратилось.
— Тут не стоят, торопись!
— Вы кто? Вы живой? — осторожно спросила Горбушина.
— Мое имя знает весь мир, но тебе оно ничего не скажет, потому что ты, к сожалению, необразованная девушка.
— Скажите мне его, — настаивала Галя.
— Эмануэль Сведенборг, — представился старик. — Я создал учение о духовной Вселенной.
Ученица девятого класса могла только вздохнуть. Она действительно не знала никакого Сведенборга, а «Эмануэль» в ее понимании назывался фильм про любовь, который она не смотрела.
Девочка огляделась. Потрошилы не было видно, только под ногами пузырилась грязная лужа, в которой валялись провода и куски пластыря. Горбушина брезгливо отодвинулась.
Сведенборг помог ей взобраться на что-то вроде уступа скалы, но тьма продолжала оставаться тьмой. Ноги скользили и, хотя Галя больше не видела пролетающих людей, домов, предметов, она знала, что прорубь Безвременья рядом.
Ей показалось, что они идут вверх по снежному склону. Тропинка была очень узкой. Галя часто падала, но Сведенборг подавал ей руку, она поднималась и снова шла. Было по-прежнему холодно, но Галя не обращала на это внимания.
— Скажите, вы живой? — повторила она самый волнующий ее сейчас вопрос.
— Смерти нет.
Ей хотелось разъяснений, но тут она почувствовала, что они уже не одни. Еще один человек шел за ними на некотором расстоянии. Он тоже был странным, с недовольным лицом. Обогнав Галю, он оказался рядом с ее провожатым.
— Рад видеть тебя, Иммануил Кант, — сказал Сведенборг.
Они остановились, и Галя услышала мало понятный ей разговор о звездах, о небе, о Боге.
«Ну и тусовка», — подумала Горбушина, опускаясь на то, что казалось ей снегом, но тут же ощутила лютый холод и подскочила, пытаясь привлечь к себе внимание стариков.
— Надеюсь, уважаемые, вы про меня не забыли? Побеседовать вы всегда успеете. Подскажите, куда мне идти?
Но они не обращали на нее внимания. До Гали доносились слова о мире духов и аде, о спасении души. Она с опаской приблизилась к Сведенборгу и попыталась легонько дернуть его за фалды сюртука, хотя и не могла сказать точно, сюртук ли это.
— Ты застряла между временами, я помог тебе. Дальше иди сама. Даже я не могу тут долго находиться, мне надо возвращаться в свое время, — обернулся к ней старик.
— Возьмите, возьмите меня с собой. Пожалуйста, не оставляйте меня здесь. Где бы вы ни жили, до Москвы я всегда доберусь, — взмолилась Галя.
— Ты из какого года? — спросил Кант.
— Из двадцать первого века.
— Значит, тебе повыше. А отсюда, из 1760 года, ты до своей Москвы не доберешься.