Часы тем временем заскрипели, механизм в них звякнул и начал отсчет контрольного времени. Дон привычно набросил купальный халат, в котором, надо признаться, не было никакой необходимости, и прыгнул в унитаз. Это он проделывал уже столько раз, что все получалось как бы само собой, без каких бы то сомнений и обдумываний.
Таким же образом в Черный туннель сейчас попадали тысячи других контрактников. Туннель был забит до отказа. Хотя гости встречались здесь ежегодно, на Земле они друг друга не узнавали: бешеное пространство допускало системников на Шабаш, преображая их по своему усмотрению.
Дон, например, стал колокольчиком без язычка. Рядом с ним двигалась пустая печать, впереди толкались карандаш без грифеля, ведро без дна, но почему-то с массивной ручкой, чуть дальше плыли скукоженая пальмовая ветка и подобные штуковины.
Это было что-то вроде карнавальных костюмов. Внутреннее зрение каждого системника могло раз в год насмотреться вдоволь на эту свалку и сделать вывод, как хорошо быть избранным.
Дон знал: народ, идущий по Черному туннелю, умеет напустить туман и пыль в души земных сограждан, но тут они готовы на все, лишь бы контракт продлили и еще бросили обжовок тухлятинки с барского стола Шабаша.
Да что там говорить, Дон и сам был таким же.
Перед лифтом толпа стиснула его, одна кабинка не работала, и все понимали, что сегодня придется потолкаться и подождать дольше обычного.
Дон заглянул в черную бездонную шахту соседнего лифта — там гудела беспросветная Тьма. Рядом была лестница. Крутые, узкие, облитые чем-то скользким ступени без счета уводили туда же — вниз.
— Я тут не в первый раз, но на такой спуск решиться не могу. Это не для человека. В эстетическом смысле, — процедил селедочный скелет.
— Да, не для человека, — согласился Дон. — Но для нас с вами вполне подходит.
— Надеюсь, вы не агент света? — подозрительно осведомились селедочные объедки.
Несколько системников, стоящих рядом, тут же обернулись к Дону.
— А вы этого боитесь? — нахально поинтересовался тот.
Селедочная голова негодующе отстранилась от мятого колокольчика:
— Я уже ничего не боюсь, но вам советую не нарываться.
Мятый колокольчик оттолкнул сдутую автомобильную шину, протиснулся между ней и раздавленным ноутбуком и ступил на первую ступеньку.
Нет ничего невыносимее лестницы, ведущей бесконечно вниз. Перил нет, стены сдвинуты так узко, что Дон едва не выскочил назад. Но сегодня он был особенно озлоблен и искал острых ощущений.
Он оглянулся с надеждой, что кто-нибудь из толкающихся перед лифтом тоже рискнет спуститься по бездонной черной щели, но, похоже, понятие страха существовало и здесь.
Мятый колокольчик, с вырванным язычком, сделал несколько неуверенных шагов, поскользнулся, тщетно попытался ухватиться за сырые и липкие стены и покатился вниз.
При этом чувства его не оставляли. Порой казалось, что он пересчитывает каменные ступени ребрами и головой, подпрыгивая на каждой ступеньке как мяч.
Бешеное пространство давало урок. Оно не прощало отступничества.
Глава 27
Атака на Сверчка продолжается
Предновогодняя суета поглотила родителей, и Сверчку показалось даже, что они сами выпихивают его на эту бестолковую вечеринку.
— Надо выходить на люди, взрослый уже, — твердила мать.
— Да-да, — поддержал ее отец.
Он одновременно пил чай, смотрел телевизор, пытался просматривать свои рабочие бумаги и участвовать в разговоре.
— Тебе не кажется, что она изменилась?! — у Димки не было сил выговорить имя, и он пробормотал это под нос, когда они остались на кухне с мамой.
— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла та.
— Нет, просто я тебя спрашиваю, ты ведь ее давно не видела. И сегодня она была всего одну минуту.
— Девочки в этом возрасте быстро меняются. И ты меняешься. Саша Савинков со мной таким басом говорил, прямо взрослый мужчина.
Мама мыла посуду и рассуждала про опасный возраст на языке педагогических книжек, совершенно не учитывая, что по тому же поводу рисуют и пишут представители этого возраста на стенах в подъезде.
Сверчок пошел к отцу. Тот начинал задремывать перед телевизором, но Димка все же спросил:
— А ты себя помнишь в шестнадцать лет?
Отец истолковал все по-своему:
— Ладно, возьми мои лыжные ботинки. Только лыжи натри с вечера. За городом хороший снег.
— Правильно, — мама стояла в дверях с кастрюлей в руках. — Хоть хорошист ты твердый, отдыхать надо на отлично.
Димкины колебания прервал звонок.