Выбрать главу

Терехов поморщился:

— Не нужны мне там чужие грехи... Вертушку спою взяли? — он оглядел Бугаева колючим взглядом, остановился на небольшом портфельчике, в котором у Семена был магнитофон.

— Ладно, — согласился майор. — Поговорим. По дороге в операционную. — Гога хотел возразить, но Бугаев сказал твердо: — Миша, прения закончены. — Он обернулся к врачу: — Вызывайте санитаров!

Врач исчез. Семен вынул магнитофон, включил. Протянул Терехову крошечный микрофон. Гога попытался взять его в руку, но пальцы бессильно разжались, и микрофон упал.

— Ничего, Миша! — прошептал Бугаев, поднимая микрофон. — Ничего! — Он взял микрофон, положил руку на одеяло. Даже через одеяло чувствовалось, какое горячее тело у Гоги.

— Трудно будет взять, — сказал Терехов. — У него еще и пушка есть.

— У кого, Миша?

— Лазуткин. Шоферит у одного босса... — Терехов помолчал немного, потом собрался с силами: — Это он меня... Исподтишка...

Раскрылась дверь, двое санитаров вкатили в палату носилки. Осторожно переложили на них Терехова. Бугаев пошел рядом, повесив магнитофон на плечо, а микрофон придерживал на груди у Михаила. Гога то и дело дотрагивался до него рукой, словно хотел убедиться, что микрофон никуда не исчез.

— Ну вот, — сказал он недовольно. — Теперь не успеем.

— Успеем, — успокоил Бугаев. — Ты сейчас о главном. Подробности потом.

— Работенку левую я нашел... Камины в старых домах снимать... Рухлядь всякую. Жильцы уедут и бросят. Сундук бабкин, стол, ручки бронзовые, рамы от картин... А любители скупают, реставрируют...

— Кто?

— Многие. У меня — дядя Женя, пузанчик один. Знакомый Лазуткина. Да вы плохо не думайте — вещи-то брошенные, ничейные. Невелик приварок, — продолжал Терехов. — Вот только камины! А их мало. Да и знать надо — где. Дядя Женя знает. Даст адрес, даже фото. Платит прилично...

Санитары остановили каталку перед лифтом. Лифт был вместительный, и Бугаев смог остаться рядом с Тереховым.

— Он мужик безобидный. Свой приварок имеет, конечно, да и я не в накладе. Эта падаль... — Гога задохнулся от злости, и Бугаеву показалось, что он больше не сможет продолжать, но Миша справился: — Злой, сволочь! Псих! Он со своей пушкой наделает дел. Антон Лазуткин. Запомнили, Семен Иванович?

— Запомнил.

— Пузан этот нас и свел. Все смеялся: фирма подержанных вещей — «Антон, Мишель и К°»!

Они снова двигались по коридору, но теперь более светлому.

— За что же он тебя? — спросил майор, понимая, что разговор подходит к концу.

— Дядя Женя сказал, что знает один царский камин... На пару косых. Я решил посмотреть...

Носилки остановились у открытых дверей операционной.

— Дальше нельзя, — сказал Бугаеву врач.

— Стоять! — прошипел Гога. В его слабом голосе сохранилось еще столько властной силы, что санитары подчинились. — А на камин уже Лазуткин глаз положил. Мы с ним там и встретились. Он как с цепи сорвался. Чуть не пристрелил меня на месте.

— И что же?

— В доме кто-то был. Пришлось смываться. А больше я туда не ходил. Пусть подавится этим камином! Я так и дяде Жене сказал.

— А из-за чего ты с Плотским ссорился? — спросил майор. — На поляне?

— Все, все, — строго сказал дежурный врач, санитары вкатили носилки в операционную. В последний момент перед тем, как дверь закрылась, Бугаев увидел на лице у Гоги недоуменную гримасу.

— Теперь остается только ждать, — сказал дежурный врач и протянул Семену раскрытую пачку сигарет. — Покурим на лестнице?

— Спасибо, не курю, — отказался майор. — Мне бы позвонить по телефону...

Терехов скончался под утро, во время операции.

20

Когда полковник пришел в управление, по своему обыкновению за полчаса до начала работы, майор Бугаев уже дожидался его с данными дактилоскопической экспертизы.

— Игорь Васильевич! Все совпало... — начал Семен, вслед за Корниловым входов кабинет.

— Не трудно догадаться, — спокойно сказал полковник, бросая взгляд на ежедневную сводку происшествий, лежащую на столе. — Ты же весь светишься, Сеня, несмотря на бессонную ночь...

— Пару часиков я прихватил, — отозвался майор. — На вашем диванчике.

Полковник бросил взгляд на большой кожаный диван, стоящий в кабинете. Сказал, усаживаясь в кресло:

— Значит, Антон Лазуткин?

— Все сходится. И показания Михаила Терехова! И отпечатки пальцев мы проверили! Я уже говорил с прокуратурой. Есть разрешение на арест...

— Чего же ты сидишь в управлении? — удивился полковник.

— Мы хотели брать его в гараже. Вряд ли он носит пистолет с собой на работу...

— После того как стрелял в Белянчикова? — недоверчиво сказал Корнилов. — Я удивляюсь, как он до сих пор не сбежал из города...

— И я тоже, — спокойно сказал Семен. — Удивлялся. Но вчера вечером он позвонил диспетчеру в гараж и попросил отгул на неделю. Сказал, что директор не возражает.

— Вечером? — машинально переспросил Корнилов и подумал о том, что вчера вечером он расспрашивал о Лазуткине Плотского. Неужели Павел Лаврентьевич проговорился? «Нет, ведь я предупредил его, — отмел Корнилов свои подозрения. — Не мальчик же он, на самом деле! Сказал жене, а та шоферу?»

— Вечером, — подтвердил майор. — С шести утра мы установили за его квартирой наблюдение...

— Молодцы.

— Лазуткин не вышел, а семья у него на даче. В Малом Поддубье, под Гатчиной. Я позвонил в гараж...

— А его «Москвич»?

— Стоит у дома.

— Надо перекрыть все вокзалы, аэропорт, — сказал Корнилов. И добавил: — Если не поздно.

— Сделано. Фото размножили. Я тут спозаранку всех на ноги поднял.

— Своему начальнику позвонить времени не хватило? — Корнилов сказал эту фразу ворчливо, а сам с удовлетворением подумал о том, что Бугаев сделал все так, как сделал бы он сам.

— Я подумал, товарищ полковник, что вам сегодня ночью спать не придется.

— Может быть, он поехал к своему семейству на дачу? — высказал предположение Корнилов, никак не среагировав на фразу майора.

— Попрощаться перед дальней дорогой? Ну уж нет! По-моему, сентиментальность не в его характере. Если Лазуткин почуял, что запахло паленым...

— «Москвич» под наблюдением?

— И квартира. И заводской гараж.

— Фотография Лазуткина есть?

Бугаев достал из папки и положил перед полковником два фото. На одном — молодой угрюмый парень напряженно смотрел в объектив. Второе — сделанное Котиковым в квартире с камином. Узнать Лазуткина по затылку было невозможно, но Корнилов все-таки стал внимательно сравнивать изображения. Его внимание привлекло левое ухо Лазуткина — это была единственная часть, повторявшаяся на обеих фотографиях.

Бугаев поднялся со стула и встал за спиной у полковника, с нетерпением ожидая, что скажет Корнилов. Наконец не выдержал:

— Уши, товарищ полковник! Правда?

— Есть отдаленное сходство, — с сомнением произнес Корнилов.

— У экспертов тоже такое впечатление.

— Про «отдаленное сходство»? — уточнил полковник. — А кроме впечатлений у них есть что-нибудь поконкретнее?

— Так ведь «пальчики»!

— Ты бы сел, Семен, — сказал Корнилов. — Не люблю, когда у меня за спиной стоят. — И когда Бугаев сел на стул, добавил: — «Пальчики» — главное. А из этого сходства мало что следует. Определенный тип уха — без мочки — и только. Да у семидесяти процентов людей такая форма уха. Ты показал фото типу, которого Белянчиков задержал?

— Юрий Евгеньевич показал. Еременков так обрадовался, словно родного отца увидел. Игореха, кричит, нашелся!

— Кого ты пошлешь в Малое Поддубье? — спросил Корнилов.

— Лебедев и Сергеев уже готовы, товарищ полковник.

— Я дам команду — в Гатчине их встретят местные товарищи.

— Управятся вдвоем, — запротестовал Семен, но Корнилов сказал жестко: