Секретный тайник? Тайник, который, если только добраться до него, сможет помочь ему разорвать сеть или, что еще лучше, поймать в ловушку того, кто ее расставил. Здесь, в пещере, он был, в сущности, пленником. Ему понадобится помощь, но…
Звук шагов, донесшийся из-за спины, заставил его обернуться. В отверстие в стене протиснулась сначала голова Эмили, а потом и ее плечи. Она влезла внутрь, подбежала к нему и объявила энергично:
— Я все сделала. Никто меня не видел. Я доехала на велосипеде до шоссе и бросила его так, что тут же заметят.
И он вдруг подумал: дети! А почему бы и нет? Не только Эмили и внушающая страх, склонная к крайностям Энджел, но все дети — его союзники.
Решение было принято мгновенно. Он обратился к Эмили, которая присела на корточки и с аппетитом жевала сандвич:
— Как ты думаешь, могла бы ты привести сюда остальных ребятишек?
Сказав это, он тут же понял свою ошибку и, посмотрев на Энджел, увидел написанное на ее лице бурное недовольство. Но прежде чем он сообразил, как выйти из положения, Эмили воскликнула в ужасе:
— Привести их сюда, в пещеру? Но Луиза ни за что, ни за что, ни за что не согласится!
— Ничего подобного! — Энджел прижала к себе Луизу. Потом она сверкнула глазами в сторону Эмили: — Луиза говорит — да! Луиза говорит, что Тимми может прийти в пещеру, и Лерой, и Бак. — Энджел подошла к ящику из-под апельсинов, бережно усадила Луизу и склонилась перед ней в поклоне. Потом повернулась к Джону: — Мы отправляемся обе. Я поеду на велосипеде, а Эмили потащится пешком.
Эмили встретилась с ним глазами и дала ему понять, что все будет в порядке.
— Я расскажу им, что вы одолжили у меня велосипед.
— Разузнайте все, что сумеете.
Энджел подняла с пола маленькую веточку и хлестнула Эмили по ногам:
— Вперед! Ты, рабыня, вылезай первой.
Эмили поспешила к отверстию в стене. Энджел перестала гоняться за ней и обратилась к Джону:
— Зачем нужно, чтобы мы привели сюда Тимми, Бака и Лероя? Будет какая-то игра?
— Да, — ответил Джон, — будет игра.
— Тогда я играю, — заявила Энджел. — Если это игра, я играю. Но я должна быть главной, вожаком, королевой игры! Так велит Луиза.
Она захихикала. Эмили уже выскользнула из пещеры. В диком скачущем танце Энджел кинулась за ней к лазу и исчезла следом за сестрой.
Джон постоял неподвижно, потом усталость одолела его. Он упал на кровать из сосновых игл. Придется ему остаться здесь. Что бы ни случилось, это единственный путь к спасению — остаться, довериться Эмили, заставить себя поверить, что с помощью детей…
И он заснул, прежде чем додумал мысль до конца.
Он вздрогнул и проснулся. Свеча догорела. Дневной свет все еще просачивался сквозь трещину в скале где-то высоко над ним. Сколько он спал? Скоро ли придут дети?
Подумав о детях, он вновь ощутил беспокойство. Не опрометчиво ли поступил он?
Чтобы вернуть себе равновесие, стал думал о Линдином вероятном тайнике. Если ему удастся его обнаружить — еще можно будет все выяснить. И как будто ответ был найден во сне: что-то важное, секретное она ни за что не стала бы прятать в доме. А коровник, в который он никогда не заходил, в котором она хранила свои садовые инструменты, — другое дело. Старый холодильник — единственный предмет, стоящий там. В холодильнике? А почему бы и нет? Никто никогда им не пользовался. Стоит он у самой двери. Зачем ей заботиться, искать другое место…
Послать кого-нибудь из ребятишек поискать? У дома, конечно, расставлены полицейские. Но — ребенок! Когда станет темно…
Да, ему нужны ребятишки. Конечно, нужны. С их помощью может получиться.
Вскоре они появились. Он услышал шорох, когда они протискивались в лаз, и смутно различил их в темноте.
— Джон! — позвал его тихий, заговорщический голос Эмили.
— Свеча догорела, — отозвался он.
Она скользнула мимо него в глубь пещеры, и вскоре у него за спиной зажегся огонек. Держа свечу в руке, она прошла к другим ребятишкам, и он наконец разглядел их. Энджел сидела на полу около Луизиного ящика. Мальчики стояли рядом: толстый, краснолицый Бак, Тимми — гибкий, как ольховый прутик, Лерой — маленький, золотисто-коричневый, красивый, — совершенно разные, но с одинаково округлыми глазами и выражением благоговейного трепета на лицах.