— Беги, скорей! Пропадешь! — прохрипел он опять. — Ну!
Боясь выстрелов, которые вновь раздались неподалеку, боясь Сашкиного голоса и страшного его взгляда, Маша кинулась в чащу, ничего не помня, не соображая от надвинувшейся вдруг безысходности. Ей даже на ум не приходило, как же это она одна, без них, будет спасаться и для чего. Она бежала, не понимая, зачем это делает, а когда неожиданно поняла, что убегает от них, оставляя их в беде одних, остановилась: будь что будет! Теперь ей стало все безразлично. Выстрелы, крики уже не пугали — все это вроде уже не имело к ней самой отношения, и она в отчаянии бросилась назад, боясь только одного — опоздать.
Ратников и Быков чуть не наткнулись на нее. Она не могла, не хотела в эту минуту понимать, что произошло, знала лишь, чувствовала, что случилась беда, и как только увидела их, у нее сразу же отлегло от сердца: раз они рядом, значит, все хорошо, все будет как надо.
— Маша, беги в глушь! — крикнул Ратников. Левый рукав у него был весь в крови. — Нас преследуют. К Соленому озеру беги, там партизаны. Скорей!
Она не поняла его слов, ей стало просто легко и счастливо от того, что они опять рядом и не прогонят ее, как Сашка, и она опять будет с ними. Но почему у командира весь рукав в крови? И зачем он, добрый и заботливый человек, так на нее кричит? Разве она сделала что-то не так, не по его?
— Ты что, не в себе? — Ратников больно тряхнул ее за руку, повернул лицом к лесной глуши. — Туда беги, Маша, туда. Немцы рядом! К Соленому озеру беги, там найдешь партизан...
— Я не могу одна. И Сашка там. Вон он, рядом.
— Беги, тебе говорю! Мы следом. Заберем Сашку — и следом!
В это время из глубины леса ударили выстрелы, и почти одновременно — справа.
— Все, боцман, обложили! — торопливо осматриваясь, сказал Ратников. — Из села подошли, сволочи. К озеру не пробиться теперь! — Он с силой подтолкнул Машу к ближайшему кустарнику, буквально затолкал ее в самую гущу. — Не дыши, слышишь?!
— К морю давай, старшой! — крикнул Быков, и оба они бросились вниз, в сторону побережья.
Маша видела: на какое-то мгновение Ратников за: держался возле Сашки, бросил на него охапку веток, что-то второпях сказал ему. Потом она еще несколько секунд различала, как Ратников и Быков мелькали за деревьями, удаляясь, но вскоре потеряла их из виду.
Выстрелы раздавались теперь с трех сторон, и только оттуда, куда побежали Ратников и Быков, не стреляли. Маша пришла наконец в себя, сжалась от страха, затаилась в гуще кустарника.
Совсем рядом, в нескольких метрах от нее, послышались чужие торопливые голоса, топот ног, плеснула автоматная очередь. Кто-то крикнул гортанно и властно, мимо замелькали солдаты в сером, забухали сапожищи по непросохшей еще земле.
«Туда понеслись, за ними, — с ужасом подумала Маша. — Что же теперь будет, господи!»
И вдруг сквозь густые сплетения кустарника Маша увидела Сашку. Не его даже увидела, а лишь то, как шевельнулись ветки, которыми на бегу прикрыл его Ратников. Маша чуть было не закричала, чтобы Сашка не шевелился — может, пробегут немцы мимо, не заметят. Но Сашка, к ее ужасу, сбросил с себя ветки и выпустил очередь навстречу подбегавшим немцам. У него не хватило сил поднять автомат: пули взрывали землю почти у самых ног. И все же каким-то чудом, на одно лишь мгновение он сумел приподнять автомат, и еще одна очередь прошлась верхом, сшибая ветки с деревьев, и они опадали тут же, рядом, словно пытались укрыть его собой. Затем Сашкина рука обессилела, откинулась на сторону.
И только теперь Маша обмерла от неожиданной догадки: «Ведь он же впустую стреляет, даже не видит куда — лишь бы задержать немцев...» — И жаркой благодарностью плеснулась у нее в сердце кровь.
При первых же выстрелах немцы будто на невидимую стену наткнулись, бросились, как по команде, на землю. Они, видно, не могли определить, что же происходит и, не решаясь подняться, беспорядочно стреляли. А автомат продолжал биться в Сашкиной беспомощной руке, не принося им никакого вреда. И бился до тех пор, пока не вышли патроны.
Выждав минуту-другую, немцы поднялись и осторожно приблизились к Сашке. По-видимому, они пришли в ярость, увидев перед собой раненого, умирающего человека, поняв, что он не из тех беглецов, которых они преследовали. Что-то резко выкрикнул ближний к Сашке солдат, вскидывая автомат. Маша не расслышала, сказал ли им что-нибудь Сашка. Она только услышала короткую очередь.
Фашисты — их было человек восемь — что-то горячо, торопливо обсуждали возле Сашкиной сосны, показывая руками в разные стороны. Маша перестала дышать, наблюдая за ними из кустарника. Как же хотелось ей, чтобы они побежали не туда, где скрылись Ратников и Быков! Но они, посовещавшись, кинулись именно в ту сторону. Она подумала: хорошо, что у них нет собак, быть может, командиру с боцманом удастся скрыться. За эти десять — пятнадцать минут, на которые задержал немцев Сашка, они успеют добежать чуть ли не до старой стоянки. А там и до берега рукой подать. Почему-то Маше казалось, что если Ратников и Быков сумеют добраться до шлюпки и уйти в море, то все окончится благополучно. Она очень надеялась на море, спасение видела сейчас только в нем — может быть, потому, что оно два дня назад укрыло их при побеге.
Погони уже не стало слышно. Маша выбралась из кустарника, постояла, прислушиваясь к шуму леса, не зная, что делать.
«Командир велел бежать к Соленому озеру, там партизаны, — в растерянности подумала она. — Но зачем мне теперь Соленое озеро? Кому я там нужна?»
Зачем шла, торопилась она вслед за Ратниковым и Быковым, Маша не сумела бы сказать и сама. Ей не верилось, не хотелось верить, что с ними что-то случится, она еще надеялась, что, может быть, все как-нибудь обойдется, они найдут выход из этого положения, вернутся к ней, чтобы опять быть вместе, и уж тогда она пойдет с ними на Соленое озеро.
Маша выбежала к обрыву, тревожным взглядом окинула распахнувшийся перед ней простор и сразу же почувствовала, как облегченно, ликующе забилось сердце. Над морем, над самой поверхностью белым гигантским покрывалом висел плотный туман. И в него уходила, удалялась, точно таяла на глазах, знакомая шлюпка. Отсюда, с высокого обрыва, еще можно было различить в ней силуэты двух человек: один сидел на веслах, другой на корме.
«Слава богу, поспели! — Маша заплаканными, счастливыми глазами глядела им вслед, жалея только о том, что она не с ними. И вдруг подумала с испугом: «Найдут ли приют теперь? Где? У какого берега? А если опять приплывут к чужому?..»
Немцы на берегу стрелять перестали: снизу, от кромки воды, окунувшуюся в густой туман шлюпку они, наверное, уже не видели. Просто сидели на валунах, курили, громко переговаривались, посмеивались беззаботно. Ей показалась странной их успокоенность, не верилось, чтобы они так просто отказались от погони. Но ведь им и на самом деле ничего больше не остается делать. Тогда почему они не уходят? Может, устали, отдыхают? Но что-то в этом покое тревожило Машу. Она слегка отступила в глубину кустарника, сказав себе, что станет ждать до тех пор, пока немцы не уйдут отсюда, пока не наступит ночь и шлюпка не окажется в безопасности.
А шлюпка между тем пропала в тумане. Сумерки стали сгущаться. Маша совсем уж было успокоилась, даже стала потихоньку думать и о себе: что теперь делать? куда идти? Кроме Соленого озера, которое еще неизвестно как разыскать, ничего не приходило на ум. Не пойдешь же в село Семеновское или на хутор, — там теперь немцы вовсю рыскают. Значит, только на озеро. Надо идти, как командир велел. И еще ей хотелось знать, куда поплывут Ратников и Быков — в открытое море или вдоль берега? Лучше бы вдоль берега. Тогда они смогут ночью пристать в другом месте, подальше, и тоже, как и она, добраться до Соленого озера, к партизанам. Там и встретились бы...
До ломоты в глазах она вглядывалась в укутанное туманом и сумерками море, но разглядеть ничего не удавалось. И вдруг Маша с ужасом поняла, почему немцы не уходят с берега, чего дожидаются: справа, со стороны села и водохранилища, долетел слабый звук мотора. «Катер, — догадалась она, с замирающим сердцем прислушиваясь к нарастающему шуму. — Значит, они вызвали сюда катер. Как же теперь? Что будет со шлюпкой?»