Из моря рек не вытекает.
Вы в дней сплошном круговороте
Все время сеете и жнете.
Веселый экскурс закруглив,
Сравним, как яблока налив
Вбирает соки все подряд…
Но только здесь, увы, не сад.
* * *
Так чем питались корешки,
Что за делишки в гумус шли,
Под слой пролетных наших лет
Заглянем — вдруг найдем ответ.
* * *
Труд на износ. Гроши платили.
Бывало, кости даже ныли.
И понимал я — обирают.
За что — теперь младенцы знают.
Но я ругался с мастерами,
Хитрил, халтурил, слал их к маме
Не потому, что был плохой,
Раз вы мне так — и я такой.
Вот случай. Как вагон ячменной
Муки (глаза сорит отменно)
Пришлось зимою выгружать
Рублей за десять, не соврать.
Да, кстати, россыпь, не в мешках.
Лежал до крыши тяжкий прах.
Само собою, напахался.
И то — червонец! Постарался…
А в бухгалтерии наряд
На два рубля… Я не был рад:
Дня три глаза с муки кровили,
И два рубля — вы б тоже взвыли.
Я так ругался первый раз.
Не деньги жаль, но в этот час
Я ощутил плевки нам в души,
И тухлость слов, что лезли в уши.
Я до сих пор ту помню …
(Легко рифмуется с «Минерву»).
Пацан, четырнадцать годков…
Да совесть спит в таких без снов.
И этих шавок бухгалтерий,
Гор-рай-жилкомов, новых мэрий
Не вырезать, не утопить:
Хозяин есть, и шавке быть.
Еще штришок и, в общем, хватит
Обилья трудовых понятий
О совести, рабочей чести…
Сорняк с цветком взрастает вместе.
Тащили все подряд с завода
(Ох, незатейлива природа!).
С овцы паршивой что возьмешь -
Так, комбикорма наберешь.
Но за забором что творилось,
Вам в детских снах бы не приснилось.
Вниманье! Там была продбаза
(Еда мила любому глазу).
И даже я там подкормился,
Свои пьяны — и я годился.
Легло бы на плечи мне прочно,
Груз тянут ноги денно, нощно.
Бродяг в котельной разговоры,
Бичей неконченые споры
О правде жизни на земле…
А рядом пар сипит в котле.
И про детей своих далеких,
И бывших жен, таких жестоких,
Непонимании людей,
Несправедливости судей,
О сроках, паспортах забытых,
И о начальниках сердитых…
Чего я только не узнал,
Пока вагоны с ними ждал.
* * *
Но если честно, то до срока
Досталась тех ночей морока.
Подряд две смены многовато.
Пульс двадцать восемь, ноги — вата…
Без всяких шуток. Испугался,
Когда до цифры досчитался.
Запомнив озаренье нови:
На каждый год — два тика крови.
Мой друг, напарник по работе,
С ним задыхались вместе в шроте,
Постарше был, но все пацан,
И тот же сердца злой канкан.
Я вспомнил год назад у гроба:
Морозно, ночь и два сугроба
Дрожжей белковых под вагоном.
Мешки-каменья рвем со стоном.
Семь-восемь ходок и валюсь
На грязный снег, не отдышусь.
И сна провал, и Витя громко:
«Очнись!» — в ночи скрип рельсов тонко.
* * *
Мне дальше жить — ему лежать.
Мне крест нести — ему не встать.
И будто голос до сих пор:
«Эх, Витя-Витя… Сдал мотор».
* * *
Вопрос: чего я надрывался
И за мешки, как клещ, цеплялся?
Работать мог бы и в тепле
Или полегче — при метле.
Но это было б слишком просто
В стране чудес, где штампик ГОСТа
Лежит на душах и мозгах,
Делах, поступках, вещих снах.
В стране «Артека» и «Орленка»
Как символ, берегли ребенка.
И лишь с шестнадцати годков
Не брать, нести мог в отчий кров.
(Но если вас научат брать,
И государство будет врать,
Что все для вас и все открыто,
Что вам отцов укор сердитый?)
И ясно, там, где потеплей,
Мне шиш казали из дверей.
А где ручонок не хватало,
Там нужен был, и лет не мало.
Я расскажу (как вам понять…).
Грузили дуст вагонов пять.
Там, где потел и дуст попал,
Он кожу,как когтями рвал.
А где потел, вы догадайтесь.
Жара за тридцать (улыбайтесь,
Но я на йоту не соврал).
К тому ж мешки еще таскал.
* * *
Все, утомила тема эта.
Добавлю я, тех лет примета,
Слова и жизнь — один чулок,
Но наизнанку, в этом сок.
* * *
Нутро меняется неброско.
Нас жизнь формует, как из воска.
Не торопясь, но каждый день.
Год прочь, и на — былого тень.
Я понял это, с Витей встретив
Друзей-спортсменов, их приметив
По оживленному веселью…
Зима сочилась с крыш капелью.
Ну, шел в кирзе, неторопливо,
Мыслишек куцых нить лениво
Вилась в подсчетах тонн, вагонов
И бухгалтерии препонов.
Наш шаг размечен ожиданьем
На смену — минимум — заданьем.
Я знал, кувшин моих силенок
К концу работы станет звонок.
Друзья же веселы, довольны.
Сравниться с ними — малахольный.
Их жизнь — туман прошедших грез…
«В команду мне… — Во чушь понес!»
Но мал-помалу все же понял,
Да случай был, до яви пронял.
Пройдут года, и все вагоны,
Пыль, грязь и быдлости кордоны?
* * *
Да, случай. Может, интересно…
Мы шлялись улицей безвестной.
Замерзла грязь, зелен закат,
Проулки меж заборов, хат.
Окраина. Стоят домишки.
Друг другу сунулись подмышки.
И тесно так — сарай, забор,
Крыльцо, собака — все в упор.
(Как будто кто-то издевался:
На, дрянь, клочок, чтоб ты ломался
От тесноты и жил убого,
И почитал земного бога.)
3а домом дом перебирали
(Электрика мы так искали).
А он домой ушел к обеду,
Щиток сгорел — и мы по следу.
«Зажегся свет в кривом окошке:
«Там баба, Вить… Да брысь вы, кошки!
Стучи в окно! Не слышит в двери…
Идет, глухая… Ну, тетеря!»
Я было начал речь о Коле
И вмиг осекся. В старой школе
Меня учила года два.
И на тебе — признал едва.
Она-то первая узнала,
Хоть удивленья не скрывала.
Ведь был отличник, а теперь!…
Бог знает в чем… Колотит в дверь…
О школе что -то рассказала.
Как сон чужой — не взволновало.
«А что вы ходите — ведь ночь…»
«Ну, мы пойдем», — и ноги прочь.
Щиток мы сами починили
(3а Колей дольше проходили).
Вцепились руки в мехлопаты,
Как тонна вон — три «коп» зарплаты.
* * *
Я в душе на пол сел. Вода
Журчит меж пальцев без следа.
Ступни, как будто острова,
В колени ткнулась голова.
Блаженна тела пустота.
Движений тяжких суета,
Настынув ледяным комком,
Покоем скрыта под замком.
И в этой тела тишине
Чутьем узрел, что нужно мне -
Мозгов незримая работа,
Как пряник, сладкая забота.
Открылось мне — еще не вечер!
Как улья гул, желаний вече
Из ничего, из спящих почек
Бессонных и усталых ночек.