— Погостила? — весело встретил Андрей Фомич Федосью.
— Погостила! — улыбнулась Федосья и подошла к столу, за которым сидел муж. — Там еще остались, а мы с Николаем раньше ушли.
— Отчего же?
Федосья покраснела. Андрей Фомич заметил смущенье жены, встал, подошел к ней, обхватил ее за плечи:
— Отчего покраснела? Ишь, как огнем полыхнуло!
— Пустяки… — Федосья прижалась к мужу. — Пустяки, Андрюша!
— А ты по пустякам не красней! — шутливо прикрикнул Андрей Фомич и отвел голову Федосьи, стараясь заглянуть ей прямо в глаза. — Все-таки ты о пустяках своих выкладывай! Ну, не вертись, товарищ!
Федосья замялась, поежилась. Но, почувствовав крепкую ласку сильных рук, осмелела и рассказала Андрею Фомичу про догадку Нади.
Андрей Фомич ослабил руки, слегка отодвинулся от жены и свистнул.
— Видал ты! Значит, это ты у меня спецов разгоняешь!.. Ну и ну! Не может быть!
Опустив руки, оставив Федосью, он шагнул по комнате, остановился, снова шагнул, остановился, снова шагнул и повторил:
— Не может быть!
Вдруг он вспомнил разговор свой с приезжей партийкой. Как же он раньше не сообразил? Здорово! Андрей Фомич остановился посреди комнаты и рассмеялся. Федосья посмотрела на него с легким недоуменьем, все еще красная, но уже улыбаясь и приходя в себя, сбрасывая смущенье.
— Любовная волынка! — смеясь, прокричал Андрей Фомич. — Любовная волынка замотала интеллигента трухлявого! Сдал! Все сдал ради любвишки! Ай да ну!..
Слова Андрея Фомича и громкий смех его задели Федосью. Она сжалась, потускнела. Ей никогда не был близок Карпов, ее никогда не тянуло к нему и он ничего не значил в ее жизни, но по-женски ей стало его жалко.
И ей на мгновенье стало неприятно, что муж так грубо, так открыто насмехается над инженером. И еще стало ей обидно и досадно на мужа за его слова о любви, о любовной волынке. Она сжалась.
А Андрей Фомич, заметив в ней какую-то перемену, снова подошел и притянул ее к себе. Прижимаясь щекою к его груди, Федосья глухо прошептала:
— А ты, Андрюша, ради меня разве не пострадал бы?
— Я-то? — переспросил Андрей Фомич, заглядывая в ее глаза. — Я, Фенька, любовь понимаю крепко! Любовь в моем жизненном деле помехою быть не может! Не должна! Слышишь?..
Он притянул ее к себе и крепко поцеловал.
Снега и холод. Хребты, пестро засыпанные снегом. Радостная первопутка. Воздух звонок. В воздухе звуки гулки и полновесны.
Дым над фабрикой густ и яростен. Дым клубится сочно и весело Но над новою трубою недостроенного цеха нет дыма. Цех молчит. Медленно, вяло, неполно, по-зимнему идет постройка. От медленности и вялости работы сжимаются у Андрея Фомича кулаки, темнеет лицо и злые слова рвутся с уст.
Но из города, после неоднократных напоминаний и требований, наконец, ответили, что на днях выезжает на фабрику инженер, заместитель Карпова. В конторе прочитали бумагу, стали обсуждать ее и гадать о новом техническом директоре.
— Да-а… — сообразил Плескач. — Вот и новенький появится. Заместо Карпова. А как дело пойдет, неизвестно!
— Дело пойдет как по маслу! — хитро отозвался кто-то. — Приедет новый и опять канитель закрутится, завьется! Еще пуще прежнего постройка зашумит!
— Зашумит! — захихикал Плескач пренебрежительно и злорадно и уткнулся в свои ведомости и книги.
Инженер, присланный на смену Карпову, приехал по санному пути. Дорога только что установилась, сытая лошадь несла легко и сильно. Снег летел из-под копыт весело и озорно.
Андрей Фомич встретил нового инженера со сдержанной замкнутостью и настороженно. У нового инженера было усталое лицо, желтые жилистые руки, глухой голос.
«Хворый», — неприязненно подумал о нем Андрей Фомич.
Новый инженер привез с собою пухлый поношенный чемодан и плетеную корзину с вещами.
— Семья моя, — поспешил он пояснить директору, — приедет попозже… Устроюсь я здесь сначала, а потом уж их выпишу.
«А-а, — сообразил Андрей Фомич, пряча усмешку, — этот, пожалуй, насчет любви потише будет!»
Совещание, устроенное директором для ознакомления нового инженера с делами, вышло тягостным и тягучим. На совещании этом Карпов вводил приезжего в курс дела, давал разъяснения, передавал чертежи. У Карпова мгновеньями вздрагивал голос, он порою путался, хмурился и краснел. Новый инженер, чувствуя волнение Карпова, нервно улыбался и все приговаривал:
— Да, да! Совершенно верно!
Андрей Фомич посматривал на обоих, морщил лоб и гасил в себе готовое каждую минуту вспыхнуть раздражение.