— Обижать ее тут не станут? — хмуро спросила она.
— Ступай, ступай! — засмеялись няньки и дежурная по яслям. — Их, этих бутузов, обидишь!..
— Вон они какие боевые!..
Девушка постояла еще немного, помолчала. Уходя, она снова оглядела детскую беленькую мебель, игрушки, шумливых детей. На бледных губах у нее затеплела слабая улыбка.
Среди старых рабочих ясли пользовались незавидной славой.
Потап как-то дома, за обедом, полно и недвусмысленно выразил мнение старых людей об этой новой женотдельской затее:
— Вот, Василий, — нехорошо улыбаясь, сказал он, — для вашего брата, кобелей, эти ясли… Какая от вас забрюхатит, ну, и тово… потащит туда, на обчественную шею!..
Василий промолчал. Но старуха Устинья, задетая за живое, не выдержала:
— Пошто так говоришь?.. Это для всех и кажной бабы облегченье… А ежели что касаемо девки какой, которая себя не уберегет, так это лучше, чем как раньше… Раньше-то, помнишь, как бывало?
Потаи помнил, но задористо вскинул голову и насмешливо спросил:
— Как?
— Забыл?… А так вот… мало младенцев в пруду вылавливали али в речке, в омуте?.. Мало?..
— Ежели поискать, — буркнул Потап, — то и нонче, поди, немало в пруду гниет, прости господи… Нонче на этот счет строгости нет… Блуд развелся, вот оттого и в прудах не ищут…
— Скажешь ты!.. — в сердцах сказала старуха и пошла к печке за кашей.
В устройстве яслей немало трудов положил и Андрей Фомич.
— Надо, — твердил он, — коло фабрики, коло новой по-настоящему и быт новый устраивать… Вот пересмотрим наши финансы и жилые дома строить будем… Станем вытаскивать рабочих из старого болота… А то ведь стыдно глядеть, как пролетарии живут…
Пролетарии, фабричные рабочие, жили по старинке. Поселок застроен был домиками, которыми владели рабочие. За домиками тянулись огороды, в каждом почти дворе рылись в пыли куры и хрюкали свиньи. Из темных недр стаек и поднавесов неслось угрюмое и хриплое мычанье. На закате дня густое стадо, вздымая клубы пыли, разноголосо мыча и сгоняя прохожих к заплотам и к стенам изб, брело с пастбища. И озорной пастух, передразнивая пионеров, дудел на своей дудке веселый сбор.
И когда свежий человек попадал на фабрику и приглядывался к тому, как живут рабочие, то непременно высказывал свое изумление:
— Товарищи!.. Да ведь это форменное обрастание… Эти курочки, свинки, коровы, огороды, четвертое, пятое — к чему это все?!
— Как к чему? — бушевали семейные рабочие. — Ты поживи, тогда увидишь!.. Неужели за каждым яичком да за каждой кружкой молока к высокобугорским ходить?.. Да они, в таком разе, всю шкуру с нас сдерут. Никакого заработка не хватит!..
— Не хватит!.. Никакая ставка не выдержит!..
Свежий человек умолкал, но уходил с назойливой мыслью о том, что здесь многое неладно, не так, как должно быть.
Андрей Фомич, прорабатывая с Карповым проекты новых цехов, заодно решил подготовить и проект постройки небольшого рабочего городка.
— Туда, Лексей Михайлыч, — водя шершавым толстым пальцем по плану фабрики, возбужденно пояснял он, — туда, вон, на поляну поставить на первое время домишков шесть… Как ты разумеешь? А?
— Отлично! — согласился Карпов. — Место прекрасное: с одной стороны горка, лес, с другой — река. Очень хорошо. Только как с финансами?..
— С финансами сообразим!..
И он стал соображать.
Федосья пришла с фабрики усталая, разморенная работой. Когда она пошла к рукомойнику смывать с себя белую пыль глазури, мать остановила ее:
— Постой-ка, Феня! Помоги мне грядки выполоть… Всего делов на час…
Девушка возмутилась:
— Ты что, мама? Я еле ноги тащу. Устала, какие еще грядки?..
— Да работы-то всего пустяк, Феня. Потом заодно и отдохнешь, как следует.
— Порядки! — буркнула Федосья и сердито пошла на огород.
Там меж грядами уже ходила, согнувшись и выдирая дурную траву, Аграфена, жена Николая.
— Командировали тебя? — засмеялась она, увидев девушку. — Сразу взяли в оборот…
— Черти! Спокою и отдыху нет… Навязался на мою голову огород этот…
— Зато огурчики свои, сладкие. Капустой запасемся… Польза большая. Покупать не придется…
— Другие покупают… А у нас весь мир хотят захапать…
Отработав на огороде, Федосья вернулась в дом.
Усталость жаркой тяжестью навалилась на ее тело, руки и ноги млели, в голове назойливо позванивало.