— О чем же?
— О тебе. Ребята божатся, что ты бы лучше в спектакле играла, чем Казанцева. У тебя и голос звонче и фигура шикарная!
— Казанцева давно участвует в спектаклях, — с радостной тревогой возразила Федосья. — Она умеет…
— И ты бы научилась, если б хотела! — горячо сказала Варя. — Тебя давно ребята в кружок свой зовут… Эх, Феня, если б у меня бы да твоя фигура, я бы показала всем…
— Конечно, Поликанова, напрасно вы стесняетесь игры. В спектаклях очень интересно участвовать…
— Лентяйка ты, Феня, честное слово!..
Федосью окружили и затормошили. У ней слегка закружилась голова. Она сама давно втайне мечтала вступить в драмкружок и начать участвовать в спектаклях. Но у нее не хватало духу сделать это. Она боялась провала. Боялась, что окажется неспособной, и тогда подруги и знакомые засмеют ее. А она пуще всего боялась показаться смешной, дать повод для насмешек над собою. В этом сказывалась в ней кровь старика Поликанова — самолюбивого и гордого. Сейчас, жадно проследив за представлением, за игрою Казанцевой, работницы из расписного цеха, она отметила для самой себя, что сыграла бы не хуже той. Но она скрыла это от других. И, не сдаваясь, твердила наседавшим на нее ребятам:
— Я не умею!.. И ничего у меня не выйдет… Ничего, ровным счетом!..
Когда кончился антракт, Федосья вместе с компанией захватила места поближе к сцене. Она развеселилась. Она забыла и про огород, и про встречу с Карповым, и про разговор с Василием. Раскрасневшись, оживленная, с горящими глазами, сидела она, слушала перешептывания соседей и вместе с другими весело смеялась.
Но сквозь веселье, сквозь беспричинную молодую радость прорывалось в ней какое-то смутное чувство обиды: она все время видела себя на сцене вместо Казанцевой, видела свою игру, видела свой успех.
Подальше от площадки со сценою, за густой порослью недавно подстриженных кустарников ярким красноватым пламенем сиял широкий прорыв террасы. Уставленная длинными столами, увешанная плакатами и таблицами терраса эта звала прохожих безмолвной бело-красной вывеской:
Два шкафа с полками, наполненными книгами, прижались к стене и перед ними за столиком, как расторопный приказчик мелочной лавки, орудовал библиотекарь. За столами, шурша газетами и роясь в журнальчиках с яркими обложками, сидело десятка два читателей. Несколько женщин сдержанно перешептывались, разглядывая журнальные картинки. Седоватый рабочий, близко поднял газетный лист к близоруким глазам, вчитывался в какие-то заметки и растерянно улыбался. Два мальчика жали друг друга и пыхтели, стараясь столкнуть один другого со скамейки.
Библиотекарь поглядывал безучастно и скучающе на читателей, на редких прохожих, внезапно появлявшихся из темно-зеленых глубин сада и бесследно исчезающих, и то придвигал к себе, то отодвигал от себя узенький ящичек с карточками каталога.
Он тосковал и томился. И он ожил, когда заметил шалящих мальчишек.
— Уймитесь, ребятки! — высоким тенорком крикнул он на них. — Что это вам, площадка, что ли?!
Ребятишки громко засмеялись. Седоватый рабочий отложил газету и покачал головой.
— Вот завсегда так… Никакого порядку! — уныло сказал он. — Замолчите вы, шалыганы! Ну!..
Издали, со стороны сцены, вспыхнули звуки: рассыпался голосистой медью оркестр. Библиотекарь вытянул шею и прислушался.
— Новую пьесу разучили ребята! — завистливо отметил он. — Хорошо сыгрались… В темпе и созвучно…
— Созвучно! — поднял голову от книги один из посетителей читальни. — Гремят, шумят, просто мешают чтением заниматься!
— Музыка, ежели она не плохая, совсем не мешает умственности! — возразил близорукий седоватый рабочий. — Музыка не вредит. А вон эти сморкачи, от их житья нет!
Мальчишки переглянулись, и один из них задорно отрезал:
— Мы не сморкачи, дядя… Полегче! Мы, брат, из отряда…
— Плевать мне на ваш отряд! — рассердился рабочий. — Моду, вишь, взяли… Никакого спокою от вас, голоштанных, нигде нету… Пороть вас, этаких-то, нужно! Ей-богу!..
Кругом засмеялись. В читальне возник шум. Тогда библиотекарь вышел из-за столика и поднял руку к потолку:
— Граждане!. Товарищи!.. Да обратите ваше внимание на плакат, на объявление… Вот он, тут… Написано: просят соблюдать тишину! Русским, ясным языком написано.
— Пишете вы ладно, а порядку никакого…
На ступеньках террасы, выталкиваясь из слепых сумерек, вырос человек. Он остановился у входа и громко сказал:
— Какой же может быть порядок, товарищи, если вы его все нарушаете!.. За порядком нужно следить всем и каждому. Ну, тогда он и будет существовать.