Взглянув на вторую картинку, Афанасий Мироныч почернел. Сжимая зубами чубук, он засопел трубкою, задымил.
— Надсмешки! — сплюнул он. — Галятся, язви их… Им смешки, подлым!..
— Чего сердишься, дядя? — весело спросил стоящий рядом подросток. — Видишь, наших пьяниц да гулеванов прохватывают… А это вот, — он ткнул в картинку с убегающим от матерей парнем, — Ваську Безыменного нарисовали… Бабник он отчаянный… Хороших девушек скольких перепортил…
— Будьте вы прокляты, черти! — озверел Афанасий Мироныч и, изумляя стоящих пред стенгазетой неожиданным взрывом ярости, дико и срамно выругался. А выругавшись, отвернулся от стенгазеты, от картинок и быстро ушел в сторону.
Там он простоял, темный и злой, до самого гудка.
Когда же гудок весело и озорно проревел и из всех дверей посыпались рабочие и работницы, Афанасий Мироныч насторожился и стал выжидать и высматривать свою Степаниду.
Степанида заметила его издали и, помертвев, остановилась. Ее товарки увидели, что с девкой что-то неладно, поглядели по сторонам, разглядели Афанасия Мироныча и все поняли.
— Обожди-ка, девушка! Не ходи! — обступили они Степаниду. — Видать, отец твой пришел… Ишь, какой свирепый. Чисто медведь голодный!
— Боюсь я, — призналась Степанида, бледнея и озираясь по сторонам. — Боюсь!
Женщины окружили ее, заслонили собою. Афанасий Мироныч вертел головой во все стороны и, видимо, не заметив ее еще, выискивал дочь.
— Бабоньки! — решительно сказала одна из работниц. — Пошто же ей бояться его, этакого идола? Да разве мысленно это дело, чтоб он ей посмел какую обиду сделать? Пугнем его отседова, да и все…
— Ой, не надо! — охнула Степанида. — Не надо, милые!..
— Пугнем!.. Правильное дело!.. До какого срока они над девками и бабами изгаляться станут?
— Она ему не раба!.. Слободная она… Трудящий человек!..
— Гоните его, бабоньки!.. К чертовой матери!.. И, оставив Степаниду, которая замерла в жутком ожидании, женщины устремились к Афанасию Миронычу.
Мужик всматривался в проходящих работниц и не ожидал нападения. Он вздрогнул и отступил назад, когда пред ним остановилась кучка женщин и когда одна из них визгливо закричала:
— Кого ждешь? Чего тебе надо?
— Ты окстись! — с хмурой опаской пробормотал Афанасий Мироныч и оглянулся. — Кого жду, мое, значит, дело…
— Дочь ждешь? — продолжала наступать женщина. — Так нечего тебе ждать. Так и знай!.. Оставь девку в покое!
— Она блудить будет, а я, выходит, молчать должон? — оправился Афанасий Мироныч и зло посмотрел на женщин.
Шедшие на обед рабочие приостанавливались и с любопытством смотрели на крестьянина и наступавших на него женщин. Женщины придвинулись к Афанасию Миронычу ближе и стали кричать все вместе, наперебой:
— И замолчишь!.. Не такие теперь права!..
— Теперь отошла вам воля над детями измываться!.. Она в полном своем праве…
— Она как хочет, так и жить может!.. Вот!.. И ты ей не указ.
Женщины оглушили Афанасия Мироныча. У него зазвенело в ушах. Лицо его сморщилось, и в прищуренных глазах затеплился испуг. Толпа, окружившая его и все увеличивавшаяся, смутила его, он почувствовал себя неловко. Ему показалось, что он среди врагов. Голос его дрогнул.
— Как же это, товарищи? — взмолился он, пряча глаза. — Рази я ей не отец? Неужто у меня душа об дите моем не болит? Как же это я не могу дочерь свою повидать и нравоучение ей исделать? Где жа такой закон? Товарищи!..
В толпе, сначала молчаливо присматривавшейся к происходившему, раздались возгласы, смешки.
К толпе подошли почти одновременно с разных сторон Евтихиева, Поликанов и директор.
Евтихиева протиснулась к женщинам из укупорочного, быстро спросила, в чем дело, усмехнулась и стала что-то говорить им. Поликанов молча оглядел Афанасия Мироныча и, наклонив голову набок и засунув руки в карманы, сказал случайному соседу:
— К чему мужика обижать?
— Да, его обидишь! Как же!.. Он девку, говорят, пришел учить, а бабы пристали за нее.
— Напрасно бабы в семейное дело мешаются. Вполне напрасно!
Андрей Фомич прошел к Афанасию Миронычу, и толпа расступилась перед ним.