Выбрать главу

Когда Широких, не умея хорошо выразить свои мысли, взволнованно и возвышенно говорит о служении людям — «Нам оттуда, с гор, из степей высоких природа глину намывает, а мы им, живым людям, монголам, продукцию нашу? а?» — Карпов называет его про себя фантазером и чувствует в этот момент «какое-то превосходство над директором».

Вот характерный внутренний монолог Карпова: «Красные стены нового цеха, с широкими квадратами веселых окон, стройная труба, над которой скоро заклубится густой дым, — все это по его, Алексея Михайловича, планам, по его чертежам построено. Во всем этом — кусочки его усилий, его знаний, его трудов. И это не какая-нибудь фантазия о Монголии, о далеких степях! Подумаешь! Интернационал какой-то фарфоровый придумал директор! Нет, он, Алексей Михайлович, не фантазер, не мечтатель! У него знания, цифры, математика. У него точный расчет, холодная, неошибающаяся наука!..»

Карпов не думает о людях, идея всей перестройки фабрики ему пока не ясна, а ведущий пафос коренных изменений в стране не понятен, да он и не старается его понять. Этим главным и объясняется тот факт, что Карпов сразу же, как узнал об отрицательном отношении к проекту Москвы, смутился, растерялся, готов был отступить Затем, когда препятствия нарастали, а действия Широких были небезуспешны («Под суд пойду, а докажу правильность нашего проекта!» — волновался Широких), Карпов предлагал компромисс — частичную перестройку. Однажды, уже мучимый ревностью, он промолчал на собрании, где нужна была энергичная защита его же проекта. Наконец, он оставил фабрику в самый разгар строительства. Так отсутствие ясно осознанной цели, безыдейность, индивидуализм приводят честного интеллигента к расхлябанности, к капитуляции перед врагами, к «бессознательному вредительству», как тогда говорили. Ис. Гольдберг глубоко заглянул в духовный мир инженера Карпова, изнутри раскрыл его характер, особенности его мировосприятия, поэтому образ его в сравнении с образом Широких кажется объемней, рельефней, полнее.

Но наибольшей удачи достиг писатель в изображении отсталого рабочего Поликанова. Это — живой, оригинальный характер, данный писателем в движении, в развитии, в борении различных зревших в нем сил. Поликановы в совершенстве знали свое дело, имели немалый жизненный опыт, но мир их общественных интересов не выходил далее околицы родного рабочего поселка, он был ограничен своей нелегкой профессией, своим двором, своей семьей, которую они обычно по старинке держали в руках грубой деспотической родительской властью. Поэтому новые порядки на фабрике — собрания, стенгазеты, планы переоборудования, рационализаторские предложения — новый быт семьи — ясли, пионерию, растущую изо дня в день самостоятельность детей — они встретили в штыки, яростно доказывая, что «прочно и налажено только старое», что «новое бесполезно и глупо». В том-то и достоинство созданного Ис. Гольдбергом образа Поликанова, что в нем раскрыт сам процесс созревания новых мыслей и чувств, иного отношения к делу, к коллективу, ко всему советскому укладу жизни.

Поликанов ни с кем не соглашался. Директора он ругал за планы переоборудования и рационализацию — куда же народ денется, если всех машинами заменить — дочь корил за красоту, за то, что «по собраниям хвостом треплет», старшего сына высмеял и отчитал за общественную активность, за мечту стать со временем членом партии. Даже самому малому в доме доставалось: «Я тебя, стервеца, вот примусь учить по-своему, ты забудешь свои галстучки и барабаны!» Таков его характер, таков язык, напористый и жесткий, въедливый и острый, с юмором, с подковыркой, со стариковской ворчливостью и многословием.

Неопровержимые факты новой жизни, благотворные результаты энергичной работы коммуниста Широких, кипучая активность и заинтересованность общим делом молодых рабочих заставляют Поликанова подобреть, потеплеть, заметить то, чего раньше он не замечал. Сначала о Широких одобрительно подумал: «Работяга!» Потом обнаружил, что и правда плотина ветхая и лучше будет, если ее заменят. Затем, скрываясь и стесняясь, тайно ото всех, через газету, которую ранее пренебрежительно называл «стенухой», сам делает ценное рационализаторское предложение.