— Никакой у меня беды нету!
— Меня не обманешь. Я тебя не первый год знаю. Брось глупить!
Николай коснулся плечом плеча товарища. Заглянул ему в глаза. Глаза у Василия дрогнули, прикрылись ресницами. Скрылись.
— Брось глупить! Ну, покутил, завертелся, запутался, давай теперь на чистую дорогу выходить! Давай!
Слова Николая доходили, видимо, до Василия туго.
Он не подымал опущенных глаз. Но он слушал. Николай что-то сообразил и, оглянувшись на пыльную улицу, по которой шли прохожие, предложил:
— Пойдем отсюда. Сядем где-нибудь. Поговорим.
Василий нерешительно поглядел себе под ноги, помялся, но пошел.
Они ушли на берег Белой, к осыпавшимся, полуобнаженным тальникам Выбрали полусгнившее бревно, уселись на него. Сначала упорно и томительно молчали. Ждали чего-то. Вода плескалась у их ног. На воде кружились мутные пузырьки. Тальники жестко и скрипуче шелестели. Небо раскинулось над тальниками, над водою, низкое, серое, мутное.
— Рассказывай, Вася, — тихо предложил Николай. — Валяй все по порядку…
Василий вздохнул:
— Надо мне отседа уезжать…
— Почему?
Положив руки на колени, Василий стиснул пальцы крепко-накрепко. На мгновенье задумался он и, словно прислушавшись к чему-то своему, внутреннему, тревожащему, поглядел вдаль, на реку, и тяжело вздохнул.
— А потому надо… — неуверенно сказал он. — Потому…
И, преодолевая стыд, упрямство и нерешительность, рассказал он Николаю о выстреле, о шутке молодежи, о своей боязни, о своем смущении, о тревоге, которая мучит его, которая тревожит. Рассказал, снова вздохнул и предостерег:
— Ты только никому, Николай, не рассказывай! Слышь, никому!
— Закрутился ты! Совсем с панталыку сшибся, парень! — посочувствовал Николай товарищу, выслушав его. — Вот пустяки-то до чего доводят!
Василий пошарил рукою возле бревна, на котором они сидели, нащупал прут, схватил его и с силою бросил в воду.
— Сплошные пустяки! — продолжал Николай. — Настоящие, а черт знает какие последствия!
— В переплет я попал! Самое правильное уехать мне. На стороне где-нибудь получше устроиться.
— Ну, нет! — возмутился Николай. — Это никуды не годится! Ехать тебе никуды не надо. Ерунда! Ты только сбрось с себя гордость глупую! Сообрази, что другие-то не хуже тебя. А там все наладится. От людей не откачивайся. И потом — брось баловство свое с девчонками! Брось!
Василий угрюмо молчал.
— Ты поверь, Василий, я тебе друг. Товарищ давний. Ты послушайся меня. Пошли ты к черту свою привычку поганую! Стань человеком!
— Тебе легко говорить… — отозвался Василий, сгребая каблуком сухую землю, которая, дымясь тонкой пылью, весело потекла в воду. — Ты в моей шкуре не был. Меня разыгрывают, а ежли я поддамся, так еще пуще галиться станут.
— Да не станут, Василий!
— Неохота мне на надсмешки нарываться…
— Брось свою, говорю, глупую гордость! Форс это в тебе пустой, а не самолюбие правильное.
— Не могу.
— Попробуй!
Николай замолк. Ему пришла в голову мысль, которая слегка встревожила его. Он наморщил лоб и в нерешительности поиграл пальцами.
— Слышь, Василий, — понижая голос, спросил он. — Тебе нисколько не жалко Степаниду? а?
— Ну, вот… — болезненно скривил Василий рот. — Об этом еще…
— Да ты не отбрыкивайся. Спрашиваю — не жалко разве? Девчонка хорошая, в люди выбивается. Ребенок у нее будет. Твой ведь.
— При чем тут мой? — глухо, настороженно возразил Василий. — Для алиментов?
— Дурак ты! Для алиментов! — сердито набросился на него Николай. — Не в алиментах дело. Об этом тебя, если захотят, и спрашивать не станут… Я тебе говорю — девчонка хорошая, а ты ее обидел. И неужели тебе нисколько ее не жалко? Неужели совести в тебе нету?
— Жалко, не жалко, об чем разговор? — уклончиво пробормотал Василий. — Это дело прошлое, его не поправишь…
— А если попробовать?
— Как так?
— Женись на ней!
— Во-о! — Василий вскочил с бревна и остановился пред товарищем раскрасневшийся, возбужденный, обиженный. — Придумал тоже! На кажной ежли жениться, с которой так…
— Эх и сволочь же ты, Василий, как я погляжу! — возмутился Николай. — Недаром, не зря ребята и разыгрывали тебя, недаром тебя из ружья пугали! В самую точку попали!
— Жениться я не хочу! — не слушая его, горячился Василий. — Я на воле желаю еще походить. Мне рано на шее петлю захлестывать!
— Погоди, сам не захлестнешь, так другие затянут! — недружелюбно попророчествовал Николай. — Допрыгался ты, а еще мало тебе!