— Уеду я отсюда! — снова спадая с голоса и теряя уверенность, заявил Василий.
— Ну и езжай! Никто тебя задерживать не станет. Только знай, в другом месте тебе при твоих привычках не слаще будет. Помни!
— Увидим!
Товарищи оборвали разговор и разошлись в разные стороны. И каждый из них уносил с собою горечь против другого.
Одновременно с постройкой нового фабричного цеха Широких умудрился заложить на поляне за фабрикой, в стороне от поселка, два вместительных деревянных дома — начало рабочего городка. В сентябре оба дома были вчерне уже готовы. Дома были на четыре квартиры каждый. И когда постройка их подходила к концу, вокруг вопроса о том, кому отведут в них квартиры, в поселке и на фабрике закипели жаркие споры.
Сначала, когда еще только начинали постройку, почти никто не обращал внимания на эти дома. Среди жен рабочих был пущен слух, что в дома поселят конторских. И по этому поводу некоторые ехидничали:
— Заберут себе квартирки под видом рабочих, а настоящие-то рабочие с носом останутся!
Но этот слух был опровергнут фабкомом, который выделил особую комиссию по распределению квартир.
Тогда по поселку поползло другое:
— Квартиры отведут только партейным! Кто с партбилетом! А простых не пустят!
И опять выделенная фабкомом комиссия, приступив к выяснению жилищных условий всех рабочих, пресекла и эти слухи.
Но кто-то не унимался. Кому-то не понравилась мысль о постройке рабочего городка, о новых чистых и светлых квартирах для рабочих. Стали уверять женщин и старых рабочих:
— Тем, кто поселится в новых домах, не позволят держать коров и лошадей! И не только коров и лошадей, но и птицу!
— Курочку-наседку, тетки, не допустят держать!.. Огороды запретят!
— Дадут квартеру, и чтоб ни-ни, никакой живности и овощи!
С этими слухами было бороться труднее. Тем более, что и в фабкоме были сторонники запрета держать скот и разводить птицу в новых усадьбах, и этот вопрос не был еще ясен ни профактиву, ни партийцам.
В конце концов вышло, что записывались на новые квартиры туго. Помимо всего, помимо всех толков и слухов было вообще непривычно бросать обжитые хаты, знакомые углы, знакомые дворы. Ходили смотреть на отстраивающиеся дома, хвалили высокие потолки, большие окна, но записываться воздерживались.
Первый показал пример Лавошников. Он привел на стройку свою жену, тихую и робкую женщину, и показал ей почти готовую квартиру из трех комнат;
— Гляди, Поля, чистота-то да порядок тут какой будет! Не чета той квартиренке, в которой мы теперь живем!
Поля обошла все комнатки, долго осматривала неготовую еще кухню, медленно посоображала, затем вздохнула и согласилась с мужем.
Квартира была записана за Лавошниковым.
Потом к Евтихиевой прибежала Надя, молодая мать, которая носила свою дочурку каждый день в ясли:
— Евтихиева, слышь, я хочу записаться на квартеру!
— Одной-то тебе не дадут. С кем-нибудь надо. Три комнаты там.
— Я не одна и хочу! Я Стешу с собой возьму!
— Разговаривала ты об этом с ней?
— Говорила. Она согласна. Ты знаешь, мы с ней прямо бабью коммуну там заведем! С нами еще тут одна собирается.
— Дела! — рассмеялась Евтихиева и с сожалением добавила — У меня квартирка хорошая, стыдно захватывать в новом доме, а то бы и я с вами…
— Ох, чудно бы как было!..
Со Степанидой, которая приютилась, не желая стеснять Евтихиеву, в крохотной проходной комнатке на краю поселка, Надя, действительно, уже договорилась. Обе девушки потянулись одна к другой. Обеим было тяжело, и обе они совместно, прекрасно понимая друг дружку, молчаливо переживали свою скорбь.
Дома были окончательно отделаны в конце сентября. Лавошников подбил всех переезжающих совершить переезд в новые квартиры одновременно, в один день и час.
— Давайте, товарищи, коллективно сделаем! Вроде демонстрации за новый быт!
Некоторые посмеялись:
— Может, с музыкой еще?
— А ведь верно! — подхватил Лавошников. — Можно и музыку!
Но на музыку не согласились женщины:
— Весь поселок гыркать будет! Засмеют!
Выбрали ближайший день отдыха. И вот с утра из разных дворов стали выезжать на главную улицу поселка груженные домашним скарбом подводы. За подводами шли хозяйки и ребятишки. На возах громоздились столы, шкафы, тюфяки, ящики. Подводы погромыхивали и вздымали густую пыль.
На неожиданное и редкое зрелище отовсюду высыпали любопытные. Женщины жадно разглядывали чужую домашнюю рухлядь. Мужчины считали подводы, разглядывали переезжающих и, узнавая знакомых, кричали им шутливые, озорные приветствия. Ребятишки шныряли по улице, лезли к лошадям, к возам, визжали, перекликались.