тогда и я, вдохновитель мира,
поправлю шляпу,
вскину на плечи котомку. –
чтоб и последняго кумира
не оставить потомкам,
снова отыщу мой посох,
пойду на мою реку,
как другие уходят к сохам,
а рабочие к своему станку.
«Я люблю мосты перекидывать…»
я люблю мосты перекидывать
через весенние реки,
чтобы грызущему орехи
было б с чего от радости подпрыгивать.
на каком то дрянном суку
сохнут его панталоны,
а он на траве зеленой
поднял смуглую руку.
Петроград. Март 17 г.
«Заплаканные глаза, серые…»
заплаканные глаза, серые,
за тонкими стрелами ресниц твоих,
а я – поэт,
иду, улыбаясь,
волную песнями.
запах сырого прибоя,
а может быть, военного училища, –
слышу,
бьют в барабан.
вижу – на сонце блестят штыки вычищенные.
мне бы только на тот берег зеленый,
узкие деревца обнять,
вдохнуть воздух гор!
переплыть желтую Куру, что-ли?
или песней перелететь туда?
«Не встало с востока темное сонце…»
не встало с востока темное сонце,
но вечера после приходит влажная ночь,
ты же со мною навеки будешь,
легкой походкой по улицам сердца идя.
ты ль полюбила хмурое небо души моей? –
нет! это я
тонкой рукою зажал
сухую песчинку Божьяго сада.
бледная ручка мне на рукав легла.
Боже! прикажешь какой мне подвиг свершить?
ночь просижу над кроваткой любимой, –
камни таскать смогу
слабой моей спиной.
«Нестерпимо синия реки…»
нестерпимо синия реки
на зелени этих лугов –
так над глазами подымутся веки,
когда сердце пронзит любовь.
ты твердишь о душистом боре,
думаешь я не видал шоссе,
не гулял, когда волнуется пшеницы море,
босиком по утренней росе.
но лето смуглых деревень
меня не очарует ныне:
предпочитаю сочной дыне
весенних улиц дребедень.
«На обоях плоские лошадки…»
на обоях плоские лошадки
говорят, говорят:
наши дни летят, но дни не кратки –
долгий ряд, долгий ряд.
отчего узор цветов печатных
не в людей, не в людей,
не поймет нас гладких и приятных
лошадей, лошадей?
завиток оранжевый узора.
он поймет, он поймет! –
я не слышу больше разговора
милой Мод, милой Мод.
запах мяты и губной помадки,
– прежний круг, прежний круг! –
мне остались рыжия перчатки
с милых рук, милых рук.
«Не легко трехпалубное судно…»
не легко трехпалубное судно.
с якорей ему рвануться трудно,
стоит тяжелый битюг –
сразу хочет на север и на юг.
заскрипели канаты.
песенку запели,
двинулось с середине апреля.
коричневый пускает дым.
гнется море под ним.
путешествовать к чудесным странам
мне на пароходе странном.
прощай, далеких долинок пух! –
старшим штурманом стал пастух.
Прощанье с Петроградом
нет! нет! но надо, надо
сказать последнее прости
и, выехав из Петрограда,
навеки сердце унести.
мы растеряли чувства разом
на поскользнувшейся площадке,
когда моргнул нам поезд шаткий
своим зловещим, желтым глазом.
не страшен пятидневный путь
и встречных станций суматоха:
мы их поборим как нибудь
ценой подавленного «оха».
друзей запомним разговор,
запрем мы сердце на запор. –
но кто нас выучит поплакать
когда повсюду эта слякоть?..
на утро ветер слижет лужи,
чтоб поражала синева,
и снова стянется потуже
меж набережными Нева.
но туфель твой не станет резче,
от блеска солнечного мокрый,
твой желтый зонтик не расплещет
по Невскому немного охры.
а вечером в кругу друзей
мы папироску не закурим,
затем, что вечно балагурим
и жизнью платимся своей.
«Не правда ль, зло непоправимо…»
не правда ль, зло непоправимо
и нам любезна тишина? –
но больно, вспомнив у окна
твое коротенькое имя.
какая странная игра,
когда нам дарят, будто в шутку,
не жизнь, а грустную минутку,
верней – жестокое «пора».