Мы с Эммой рассмеялись.
– Ты удивительная! – в который раз решил я.
– В следующий раз мне довелось навестить бабушку лишь через несколько лет, – с грустью продолжила Эмма. – Бабушка, к счастью, почти не изменилась и была всё так же добродушна и молода душой, но больше не было ни качелей, ни собаки, ни козлят, ни маленького загона – который мы для них делали в мой предыдущий приезд – а значит не было и тех ощущений. Несмотря на то, что я немного подросла, мне так хотелось вспомнить и заново пережить те волшебные чувства, но всё было совсем по-другому. Впрочем, грусть недолго сжимала моё сердце, я осознала, что такое время, и приняла как данность то, что оно способно так неумолимо всё менять.
Позже я понял, что именно для того, чтобы не замечать власти времени Эмма, как и некоторые другие люди, старалась жить одним днём.
Две птицы взмыли в небо из-за наших спин, и я, не удержавшись, рассмеялся.
– Это знак, – пришлось пояснить вопросительно округлённым глазам, – знак того, что мы будем вместе, – пошутил я.
– Джозеф, тебе ведь только что рассказали о том, что время всё меняет, – грустно молвила Эмма.
– Ты права, – покачалась моя голова, – но так или иначе это всё же, должно быть, знак.
Я рассказал ей про Паскаля, который держал голубей.
– Вчера я позвонил ему и сказал, что еду на "бархатную гору" с самой красивой девушкой на свете…
– Так и сказал? – недовольно закатились глаза собеседницы.
– Да! – довольный парировал я, – и попросил его одолжить нам машину – автобусы допоздна не ходят, а отсюда так хорошо видены закат и звёзды. Я настаивал на том, чтобы он подошёл к нам, когда приедет – вы бы подружились – но вот такой он человек, согласится, а сделает по-своему…
– А вдруг это не он? Пошли посмотрим, хорошо бы вернуться в город не очень поздно.
Мы неспешно побрели дальше по дороге.
– Завтра я уезжа…, – не успела договорить Эмма через несколько мгновений, она обо что-то запнулась и стала падать, моя рука быстро схватила и удержала её.
– Сильно ушиблась? – спросил я, осматривая пострадавшую.
– Нет, – едва смогла выговорить застывшая на месте Эмма.
– Чёртовы камни! – негодуя в сердцах, пригрозил я карликовым валунам на дороге.
Эмма ударилась пальцем, а может быть и самим ногтем, решил я – её глаза заслезились. Мысль взять спутницу на руки следовало отбросить – она не любила этого – но попытка не пытка:
– Взять бы тебя на руки, да ты, должно быть, тяжёлая, – поддразнил я.
– Ну спасибо! – наконец-то ожила Эмма, глубоко вздохнув. – Сама дойду, – добавила она, беря меня под руку.
С десяток шагов Эмма и моё терпение сильно хромали, после чего я стремительно, но осторожно взял спутницу на руки:
– Кто-то хотел вернуться пораньше, – заявила решимость, не терпящая препирательств.
Впрочем, мы не стали передвигаться намного быстрее, ценный груз требовал внимательности.
– Небожительница! – заявил я чуть погодя, – такую лёгкую самое тонкое облако удержит!
– Ага, – подхватила Эмма, – на меня и весы (почти) не реагируют.
– Если на их вторую чашу осторожно опустить пушинку, то тебя сильно подбросит!
Солнце уже начало падать на горизонт – до заката оставалось около часа. Оно было скрыто за огромной взбитой тучей, его лучи, проходящие через сложные лабиринты многослойного препятствия, несколько раз отражались от их стенок, усиливались, и наконец выходили в причудливое отверстие впереди.
– Похоже на бегемота, – заметила Эмма по поводу светящейся дыры на теле тучи.
Границы лучей, повсеместно просвечивающих это животное, были отчётливо видны на фоне тёмно-синего неба. По мере опускания солнца лучи постепенно скользили по раскинутой перед нами долине, словно кого-то внимательно ища. Они подвигались всё ближе и ближе к нам. Смутное волнение охватило наши сердца: "что сейчас произойдёт?", – витал в них немой вопрос; зрелище загипнотизировало нас, и мы замерли в ожидании неторопливых лучей. Наконец они достигли нас, и солнце внимательно оглядело нас и "бархатную гору", затем на время скрылось и вскоре снова появилось на небе уже без какой бы то ни было вуали, радуясь тому, что больше нет препятствий на пути к горизонту.