Поэмы. Драмы

Уже прияли Асаила стены;
Шагают медленно его стопы:
Везде ему встречаются премены,
Везде превратности земной судьбы!
Где дом Арама, древностью почтенный?
Остались только падшие столпы!
Здесь Иофор, Исмаила потомок[20]
(Но возрастил отца его Вооз),
В сад обратил седой скалы обломок;
Утес оделся тканью нежных лоз...
Раздался голос сладостен и громок:
То соловей поет, любовник роз.
Там дале, мудрой хитростию строя,
Жилище зиждет новое Додой;[21]
Но юноше мил прежний дом Додоя,
Тот ветхий дом, смиренный и простой,
Где возрастал клеврет и друг героя,
Додоев сын, Элеана младой.
И вот исходят красные девицы,
Износят водонос на раменах:
На лицах цвет алеющей денницы,
Любви улыбки на живых устах;
На шуйцу съемля водонос с десницы,
С вопросом испытующим в очах
На путника взирают... вдруг узнали.
«Ужели ты в Эфрафе, Асаил?
Да здравствуешь, Саруин сын!» — вещал».
Посол пред красными чело склонил,
Им усмехается, но, к их печали,
Вдруг в Иессеевы врата вступил.
Он входит... Добрый пес, его почуя,
Подъял оградой повторенный лай.
И к сыну вдруг бросается Саруя.
«Господь тебе веселья, счастья дай!» —
Так вопиет она, его целуя.
Воздвигся звать родителя Самай;
Пришельца радостны обстали братья;
Но сам поспешно Иессей притек,
Младого воина прияв в объятья,
«Будь здрав, возлюбленный! — питомцу рек. —
С весельем ли тебя могу приять я?
Царь не разгневан, юный человек?»
И был ответ: «И царь, и воевода,
И сын царев ко мне благоволят;
Вину ж познайте моего прихода!»
И, вмиг умолкнув, все кругом стоят.
«Царь твоего желает ветви рода!» —
Он рек и поднял на Давида взгляд.
Потом о царских говорит страданьях
(Их только песни могут усладить),
Давида хвалит в хитростных вещаньях,
Отца боязни тщится устранить:
На пышных долго медлит воздаяньях.
Ему подобно, пагубную нить
Обводит кровопийца сокровенный,
Паук, алчбой наставленный ловец,
Вокруг добычи, бдительно плененной.
Уже без страха слушает отец;
Но в думы о грядущем погруженный,
Стоит пред ними сумрачен певец,
Когда же вестник, далее глаголя,
Пред старцем повторил цареву речь,
Тогда отец вещал: «Господня воля!
Не ныне ли година битв и сеч?
Без пестуна печальна наша доля:
Да укрепится в царской длани меч!»
Умолк; но в тихих персях мыслью тайной
Давида чудный жребий обращал:
«Нет! сын Саруин вестник не случайный;
К помазаннику бог его послал:
Се первый шаг к судьбе необычайной,
К которой он смиренного избрал!»
Крылами старца осеняет дума.
Он к сыну воздвигает долгий взор;
Но сей уже от суеты и шума
В священный, древний устранился бор.
Тянулся за полночными вратами,
Глубокой тьмою кроя темя гор,
Отец лесов, воспитанный веками.
Там песнопевец в тишине святой
Бывал пленяем дивными мечтами;
Там он сложил псалтири звучный строй.
Летали по струнам живые персты,
И к небесам он воспарял душой
И видел пред собой эдем отверстый.
Послыша песнь его, смирялся лев,
Кровавый барс, медведь обильношерстый
Стихали, прекращали дикий рев,
Не ужасали боязливой лани,
Внимали молча из-под сени древ.
Давид, подъемля бремя испытаний,
Прощаясь с воздухом родной страны,
Простер благоговеющие длани —
Вознесся звук с трепещущей струны;
Подъялся глас, как пар благоуханий:

«Среди братьев юн и мал,
По следам ходил я стада;
Песни были мне отрада:
Звуки сердца бог мне дал.

Царь ко мне склоняет слух,
Вдаль зовет меня могущий:
Из моей изыду кущи,
Взятый от овец пастух.

Как же глас мой за предел
Скал седых, равнин обширных,
Гор отчизны, долов мирных
Так нежданно излетел?

Пел не для владык земли
Отрок темный и беспечный;
Пред тобою пел я, вечный!
Ты, всевышний, мне внемли!

Да яснеет мне твой день!
Облачи меня в надежду;
В упованье, как в одежду,
Душу сирую одень!

С колыбели ты мой бог;
Я к тебе подъемлю руки:
Кто ж моей псалтири звуки
Взвеет в твой святый чертог?»

Сам он услышал, сам повсюдусущий;
Он возглаголил манием очес:
Воздвигся Гавриил быстротекущий
И в миг единый с высоты небес,
Быстрее смертных помыслов полета,
Спарил в объемлющий Давида лес;
И лес чудесного исполнен света,
И се увидел юноша святой
Во ткань, белее снега гор, одета
Архангела господня пред собой.
Во прах простерся отрок устрашенный;
Но ангел рек: «Восстань, господь с тобой!
Им послан я к тебе, благословенный!
Да идешь без боязни в Гаваон!
Еще Саул восстанет сокрушенный,
Еще вождем евреев будет он:
И победит Азот, и Геф, и Газу,
И одолеет гордый Аккарон:[22]
Щадит господь благой, казнит не сразу!
Но сирого свирепый оскорбит;
Тогда, как струп, Саула, как проказу,
Саулов род каратель истребит, —
И ты воссядешь на его престоле.
Господень будет над тобою щит.
Вверяйся ж бодро благостного воле:
Твоих злодеев изнеможет гнев;
Весну твою взлелеявшее поле
Без страха променяй на дом царев!»
Умолк и как мерцание зарницы
Исчез. Давид один во мраке древ.
Но, покровенный блеском багряницы,
К покою клонится усталый день;
Отрадный вечер возвещают птицы;
С дубов огромная простерлась тень;
Душистая повеяла прохлада.
Спешит избранник под родную сень.
Кормилица возлюбленного чада
Печальная готовит одр ему;
Впоследнее златого сна услада
Сойдет к Давиду в отческом дому!
И се, прияв отца благословенье,
Отшелец уклоняется ко сну...