«Твоей печали положи предел!
Доколе разливаешься слезами?
Не обратится к сыну Киса бог:
Пред волею его благоговея
(Свят, свят закон его, но вкупе строг),
Исполни рог священного елея,
Восстань и понеси в Эфрафу рог:
Царя там вижу в чадах Иессея!»
— «Царя бог избрал из моих детей! —
Незапным хладным ужасом объятый,
Бледнеющий воскликнул Иессей. —
Злосчастный день, день горестный трикраты!
Ты много мне пророчишь скорбных дней:
Падет мой сын, в весне своей пожатый!»
— «Смирись пред богом трепетной душой! —
Вещает Иессею прорицатель. —
Или не властен вышний над тобой?
Или не он господь твой и создатель?
Он вводит кротких в сладостный покой;
Но он же грозный дерзостных каратель! —
Не Авраам ли был заклать готов,
Не пожалел единственного чада,
Отца ему обещанных родов?
И не взялася верного награда!
А сколько пред тобой цветет сынов,
Твоих очей веселье и отрада? —
Благоволил единого из них
Господь почтить своим святым избраньем, —
И ты не заграждаешь уст твоих!
Едва ли ты не возроптал роптаньем!
Умолкни же и, радостен и тих,
Благоговей пред божиим посланьем.
Он над рабом своим простер свой щит;
Избраннику он станет одесную;
Царя под сенью смерти сохранит;
Расширит над владыкой длань благую!
Но что? не царь ли под твой кров спешит?
Грядем! я приближенье духа чую!»
И было так: провидел Самуил,
Прозрел, но не телесными очами,
Как сын от стада в дом отца спешил.
Повеяв чудотворными крылами,
Святой восторг на старца находил:
Он над грядущими парил летами! —
Но идут и пришли, и се — у врат
Семь красных, мощных юношей стоят.
Когда увидел, в древний дом вступая,
Вещатель Элиава пред собой,[16]
Тогда он молвил, бога вопрошая:
«Не доблестный ли сей избранник твой?»
И был ответ: «Познай, — душа благая
Единая угодна предо мной;
На мощь вы зрите и на стан высокий,
Но мой ли взор есть взор очей твоих?»
Аминадав явился черноокий,
Самай, мудрейший в братиях своих;
Но тот, кто мерит мрак сердец глубокий,
Всевидящий, отверг и презрел их.
И не взыскал бог никого из прочих,
Нет, никого из всех могущих сих,
И не вещал глаголом уст пророчих
Ни одному: паси людей моих!
Все семеро веселье мыслей отчих,
Но выше их кто кроток, благ и тих.
И жрец гостеприимна вопрошает:
«Или я видел всех твоих детей?»
— «Еще есть отрок, — старец возвещает, —
Залог последний матери своей;
Но мал; лета не многие считает:
Поставлен он над паствою моей».
— «Пошли ж по нем, не отложа, ко стаду:
Ты всуе ставишь яствы предо мной;
Пока мне не предстанет, не воссяду!»
Домостроитель подал знак рукой —
И потекла к возлюбленному чаду
Седая Валла, поюнев душой,
Но с отроком сошлася под вратами.
«Ты где же медлил? — старица гласит. —
Добры вы! не управишь ныне вами!
Без агнца вечерять ему, Давид!»
Но хитрыми приправлено руками,
Пред гостем брашно вкусное стоит.
«Иди же: близок час и сна и ночи;
А тщетно к яствам нудит твой отец:
Пока тебя его не узрят очи,
Укрухи хлеба не коснется жрец.
Что знаменует, сын мой, зов пророчий?
Что ныне о тебе решил творец?»
Предстал Давид пред взоры Самуила,
Пес верный отрока сопровождал;
В широких раменах являлась сила,
Румянец на щеках его играл,
Сверкали очи, будто два светила,
Но ростом был прекрасный пастырь мал.
И старцу был призыв от пресвятого.
«Не сей ли упасет моих людей?
Помажь на царство юношу благого:
Восстань и миро на него излей!»
Тогда излил на пастыря младого
Господень раб таинственный елей,
И над Давидом божий дух с того дня
Во всех делах и подвигах парил;
Его крепила благодать господня,
Держал и защищал его бог Сил;
Изнемогла, смирилась преисподня:
На выю он противных наступил.
Итак, мое построено преддверье!
Но совершу ли здание когда?
Быть может, подвиг мой — высокомерье,
Огонь и дар мой, может быть, — мечта!
Паду — и посмеется мне безверье,
Посвищут мне надменные уста...
Кто, кто тогда подаст мне утешенье?
И сам себе прощу ли дерзновенье?
Но и тогда благословенно будь,
Души моей невинное прельщенье!
Я пел — и мир в мою вливался грудь...
Меня тягчили, как свинец, печали:
За миг не мог под ними я вздохнуть;
Вдруг окрылялися, вдруг отлетали —
И что же? — светлым мне мой зрелся путь!
Где, где же те, кого любил я в свете?
Кому мое преддверье посвящу?
Ужели все забыли о поэте?
Ужели я один по них грущу?
Их жизнь роскошствует в прекрасном свете,
А я... но сетовать я не хочу:
Отрадно мне воспомнить дружбу нашу;
Мой труд любезным именем украшу.
вернуться
Элиав — старший брат Давида; Аминадав — второй; Самай, Сама или Самаай — третий.