Ты моих подпора дней;
В горести моей унылой
Ласкою живу твоей.
Внук
Приятно, сладостно подпорой старца быть;
Мое все счастие, чтоб жизнь с тобой делить.
Восполни прежни дни: сие воспоминанье,
Страдалец! облегчит души твоей страданье.
Умеешь жизнь свою возобновлять в стихах,
И голосом своим приемлешь жизнь в сердцах.
Оссиан
Ах! звуки громких арф давно уж онемели!
Чертоги сельмские! и вы осиротели.
Где прежде странник был с царями на пирах,
Где прежде обитал великий мой родитель,
Где славой он гремел и душ был повелитель,
Где звуки сладостны неслись от пышных стен:
Те стены заросли теперь печальным мохом;
Фингала, храбрых всех сковал могильный плен;
Как сирота влекусь к жилищу их со вздохом.
И я живу... и мой унылый, слабый глас,
Герои! из могил стремится вызвать вас.
Когда луна еще не всходит безмятежна,
Когда краса долин едва уже видна,
Когда зовет ко сну всеместна тишина,
Когда, опустясь в парах завеса белоснежна,
Застелет гор верьхи и воды и леса:
Померкших дней моих тогда блестит краса.
Горю желаньем петь, лечу в грядуще время,
И старости моей тогда мне легче бремя.
Внук
Воспомни песнь к луне: сколь сладостна она!
Ты в ней бессмертие свое сам предрекаешь.
Душа твоя всегда нежнейших чувств полна;
Во тьме твой взор, но ты - душой своей сияешь.
Оссиан
Как нежна красота, пленяюща сердца,
Покровом скромным облеченна,
Блистает кротостью лица,
Из облака так осребренна
Выходит, дщерь небес! луна.
В прелестной тишине ты мирно истекаешь
И свой престол сооружаешь
В кругу светил ночных.
Когда же в небесах тень мрачная густеет
И тихой луч твой побледнеет,
И наконец затмится в них,
В каких пределах дальных
От наших глаз скрываешься печальных?
Ужель, как Оссиан, тоскуя и скорбя,
В чертог уныния скрываешь ты себя,
Дщерь милая небес! ужель и ты скорбь знаешь?
Но ты в сии часы во всей красе блистаешь.
Над высотою гор ты медленно плывешь,
Унынье сладостно в сердца и души льешь.
Коль можно, о луна! продли свое теченье
И на лице морей лей кротко озаренье!
1820
В. Н. Григорьев
ТОСКА ОССИЯНА
О арфа! пусть твой слабый стон,
Исторгнутый десницей устарелой,
Пробудит хоть на миг бесславный сон
Родительской страны осиротелой!
Пусть с сей скалы, подножия дубов,
Ровесников моей седины,
Прольется старца песнь. Реви с борьбой валов,
Осенний ураган, взрывай дубрав вершины!
Надвинь на свод пустых небес
Громады туч свинцовых!
Ты, ночь, раскинь свой креповый навес
И мрачные набрось на мир оковы!
Свершилось! нет того, чья сталь меча в боях
Как бы звезда победная блистала
И в вражеских трепещущих устах
Прощание с сей жизнью вынуждала...
Свершилось, нет Фингала!
События минувших дней,
Пожранных вечностию жадной,
Проснитесь в памяти моей:
Да огласит сей холм Фингала подвиг ратной!
Я помню (и тогда кипела кровь во мне
И меч дрожал в руке нетерпеливой):
Сверкали копьями - и в шумной вышине
Свистали стрелы боевые...
Железо тупится; со строем сшибся строй;
Удар в ответ удару стонет;
Фингал далек от нас: бегу к нему стрелой
И что ж? врагов страх с тылу гонит!
Бегут лучей его копья:
Так утром дымные туманы,
Покрывшие восточные курганы,
Редит огнистая заря!
Катмора ищет взор Фингала,
Сошлись; уж рок колеблется меж них...
Конец взгремел... И гордо отлетала
Душа Катморова в страданиях немых.
Но будь утешен ты, Катмор!
Фингал жалел твоей погибшей славы
И с гордостью вперял свой храбрый взор
На труп твой величавый!
Но должен ли я днесь тебя, родитель мой,
В пылу побед венчать венком лавровым?
Нет, нет! Мне суждено настроить голос свой
В надгробну песнь над холмом новым.
Недаром стон глухой трикраты сон лесов
Смущал полуночной порою;
Недаром гром гремел, и вой зловещих псов
Мне сердце раздирал тоскою;
Недаром арфа в черный день
Сама собою содрогалась,
Как будто бы чья жалобная тень
Эфирными перстами к ней касалась.
О, сколько бедствий в жизни сей
Судьба мне завещала!
Давно ль всхолмилася на лоне сих полей
Могила храброго Фингала,
И вечной ночи мрак смежил
Мои увлаженные вежды!
Мне мир, как гроб, лишенному светил,
Лишенному надежды!
Одна осталась мне отрада - обнимать
Твой прах холодными перстами.
Ты зришь меня, но мне тебя уж не видать!
Когда ж, когда ж воздушными крылами
К тебе, родитель, понесусь
В надоблачный чертог летучий?
Когда с землею я прощусь,
Где шаг - то друга гроб или курган могучих?
Узрю ль тебя, желанная страна?
Отопрутся ль врата отчизны?
Железная судьба, ты хочешь, чтоб до дна
Испил я чашу горькой жизни...
1822
А. М. Мансуров
УМИРАЮЩИЙ БАРД
Под сенью вражеских шатров,
На месте битвы, рать Фингала
Вокруг пылающих костров
С весельем шумным пировала.
Еще рука младых вождей
Гнала толпы иноплеменных;
Еще был слышен стук мечей
И вопли ратников сраженных;
Еще призывный рог вдали
Протяжным эхом повторялся
И пар кровавый от земли
По полю брани расстилался.
На брег, где едкий прах с лица,
Омывши чистою струею,
Сидели барды над рекою,
Приносят юного певца:
К нему глубоко в грудь вбежала
Врагу послушная стрела;
По ней из язвы кровь текла
И щит пробитый обагряла,
На коем угасал герой.
Но, окружен певцами брани,
Он к ним хладеющие длани
Простер с последнею мольбой:
Да встретит смерть с завидной славой!
Да слышит песнь про край отцов!
И первый из среды певцов
Выходит Рино величавой.
Рино
Видали ль вы, когда на бой
С холмов росистых царь Морвены,
При ясном утре, ратный строй
Ведет на вражеские стены?
Кто равен нашему царю!
Кто равен в крепости Фингалу!
Видали ль вы, когда в челне,
Под легкой пеленой тумана,
Плывет царь Сельмы при луне
По бледной влаге океана?
Кто равен нашему царю!
Кто равен в красоте Фингалу!
Видали ль вы, как праздных вод
Покинув светлую равнину,
Царь угощает свой народ