ро я,
Мне не пристало быть судьей.
Оплакать мертвого героя
Прилично женщине любой".
IX
При первых проблесках денницы
Овец Агаза погнала.
Над кладбищем кружились птицы,
И тень огромного орла
Витала в небе. Проливая
Потоки горестные слез,
Спешит кистинка молодая
Тропой подняться на утес.
И вот, высоко над могилой
Она стоит среди камней,
И, испуская крик унылый,
Зловещий коршун длиннокрылый
Кругами реет перед ней.
Скрывая горестное пламя
Солнцеподобного лица,
Она бросает в птиц камнями
И гонит прочь от мертвеца.
Потом сидит в густом кизиле,
Как будто вяжет там чулок,
Хитрит, чтобы ее усилий
Никто заметить здесь не мог.
Х
Дошли до Бисо [16] злые вести
Как будто гром прогрохотал:
"Звиадаури жертвой мести,
Добычей вражескою стал!
Могучий столп, сошедший с неба,
Пшаво-Хевсурский славный щит
Истерзан кистами свирепо,
Обезоружен и убит"
И мать его завыла глухо,
И люди вздрогнули в селе.
"Зачем я здесь жива, старуха?
Предайте и меня земле!
Верните мне его десницу,
Чтоб в час кончины сын родной
Похоронил меня, вдовицу,
И холм насыпал гробовой!"
И опечалены, и хмуры,
Услышав горестную весть,
Толпились мрачные хевсуры
И говорили там и здесь.
"Да будет славное надгробье
Пока оплакано вдали" —
И жиром смазанные копья,
Готовясь к подвигам, несли.
И к утру воинство готово.
Сверкают панцирь и шелом.
Ни для кого в селе не ново
Сражаться с вражеским селом.
Кричит хевсурам Апарека:
"Берите пищи на семь дней!"
"Кто здесь не трус и не калека,
Кто честью дорожит от века,
Все до едина человека
Кончайте сборы поскорей!" —
Так говорит Бабураули,
Кистинам издали грозя,
Их крики землю всколыхнули.
Да, это не свирель, друзья!
XI
Проснись, Джохола, встань с постели,
Довольно спать у очага!
На наши горы и ущелья
Напало скопище врага.
Желают гости поединка,
Хотят с земли героев сместь,
Чтоб пожалела мать — кистинка
О том, кого качала здесь.
Давно мечтая о набеге,
Они на наш напали скот.
Теперь на подступы к Джареге
Ватага буйная идет.
Не медли, витязь! Уж кистины
Торопятся навстречу к ним.
Вставай и будь, как все мужчины,
С мечом в руке непобедим!
"Идти с кистинами? Но кто же
Меня допустит к ним, чудак?
Сражаться должен я, похоже,
Один, как перст, за свой очаг.
Пускай они увидят, боже,
Кто друг Кистетии, кто враг!
Меня изменником считают,
Меня отступником зовут.
Глупцы в селенье полагают,
Что я врагам про дался тут, —
Меня при жизни погребают,
Плиту мне на сердце кладут"
И удалец надел кольчугу,
И опоясался мечом,
Кремневку, верную подругу,
Привесил сбоку за плечом.
Кистину шлем в бою не нужен
Он с обнаженной головой,
Заветам дедовским послушен,
Идет, как лен, в смертельный бой!
XII
И вот хевсурская дружина,
Знамена выставив вперед,
Стремительная, как лавина,
Уже спускается с высот.
Спешит на кладбище глухое
Собрать останки мертвеца,
Грозит мучителям героя
Ножами вырезать сердца.
И вдруг на подступах в ущелье
Раздался выстрел. Так и есть!
Враги, незримые доселе,
Устроили засаду здесь.
В седые камни пуля бьется.
Борьба в ущелиях трудна.
Стон, вопли… Яростно дерется
И та, и эта сторона.
Эх, много выпили вы, пули,
Невинной крови над ручьем!
Оставив родичей в ауле,
Врага бы кисти отпугнули,
Но в этот миг Бабураули
На них набросился с мечом.
И вот взвилось сиянье стали,
Щит открывает путь к клинку,
Хевсуры рвутся дале, дале,
И бьют, и рубят на бегу.
Эй, щит, не изменяй железу,
Железу в битве ты родня.
Гоните басурманов к лесу!
Но что ж заме длилась резня?
Из-за скалы в разгар сраженья
Кистин с открытой головой,
Как яростное привиденье,
С мечом в руке ворвался в бой.
Дивятся юноши в засаде
Кто это рубит там сплеча?
Его не видели в отряде
И не признали сгоряча,
Ужель Джохола? Он, проклятый!
Один, в пороховом чаду,
Великой яростью объятый,
У всех он бился на виду.
Глядят кистины на героя,
Поражены, изумлены,
Но вкруг него кольцо стальное
Смыкают недруги страны.
Он падает, он умирает,
Мечом сраженный наповал,
И по груди его гуляет
Хевсура яростный кинжал.
Что ж, опечалились кистины?
Ничуть! "Убили поделом!
Он из девался над общиной,
Равнял себя со всем селом.
Он не хотел считаться с нами.
Он в битву кинулся один,
Чтоб осрамить перед врагами
Своих сородичей — кистин!"
Лежит герой, врагами брошен,
Один на выступе скалы.
Хевсуры рвут клинки из ножен,
Хватают ружья за стволы.
Удар меча пронзает груди,
Несется к небу гул щита.
Кистины дрогнули, и люди
Бегут, спасаясь, в ворота.
Но, оттесненные в жилище,
Они уже не страшны тут.
И вот хевсуры на кладбище
Толпой нестройною бегут.
Здесь, на неведомом погосте,
Средь неприятельских могил
Лежат разбросанные кости
Того, кто их героем был.
Сложив в хурджин останки тела,
Хевсуры двинулись домой.
Все то, что в сердце накипело,
Они вложили в этот бой!
Осуществились их желанья
Они угнали скот врага
И вражьей кровью в наказанье
Омыли скалы и луга.
Родные кости на чужбине
Они собрали по частям
И, как великую святыню,
Несут к отеческим местам.
Пускай мертвец к родному краю
Свой совершит последний путь,
Чтобы семья могла, рыдая,
Героя с честью помянуть:
Не дешева она, родная,
Слеза, упавшая на грудь!
XIII
"Эй, причитальщица гяура!
Ты крики слышала резни?
Твой муж убит рукой хевсура,
Оплачь его и схорони.
Уж ворон каркает над телом,
Уж треплет ветер смоль волос".
"Пусть так же враг на свете белом
Живет, как мне теперь пришлось!
За что, как будто от проказы,
Как от смертельного огня,
Все отвернулись от Агазы,
Все отшатнулись от меня?
Я на утесе схоронила
Родного мужа моего,
Община мне не разрешила
Снести на кладбище его.
Сказали: Муж твой был изменник,
Он жил, как пес, в родном краю.
Чтоб ликовал иноплеменник,
Общину предал он свою.
Ему не место на погосте,
Пускай лежит он, где подох,
Пусть о своем горюет госте,
Коль для него он был неплох"
О, горе мне! Душа, пылая,
Горит в беспламенном огне,
Непостижимых мыслей стая
И ум, и сердце давит мне
Склонясь подобно нежной лани,
И черноглаза, и стройна.
Убитого на поле брани
В тот день оплакала жена.
Слезой жемчужной на прощанье
Омыла грудь ему она.
XIV
И ночь и буря. С дикой силой
Бушует ветер у ворот.
О боже, путников помилуй
И не губи своих сирот!
Сам всеблагий и всемогущий.
О тех, кто слаб, не позабудь,
Пусть вопль их розою цвету щей
К тебе опустится на грудь.
Но, коль тебя не тронет роза,
Прими их души, о творец!
Замолкни, гром, промчись, угроза,
Развейся, туча, наконец!
Река ревет, волна играет,
Водоворот кипит ключом.
Пучина злобная рыдает,
Сама не ведая о чем.
Она глуха к людским страданьям,
Ей непонятен страх могил,
Но нет конца ее рыданьям
И смех ей, кажется, не мил.
Бушует ветер в буераке,
Несет с утесов клочья мглы,
Но женщина стоит во мраке
И смотрит в без дну со скалы.
Ей ветер волосы вздымает,
Пугает холодом ледник.
Звездой ущербною мерцает
Ее дрожащий бледный лик.
Склонясь над бурною рекою,
Она глядит, потрясена.
О, как ужасен шум прибоя,
Как воет злобная волна!
Гудит ущелие ночное,
Раз двинув челюсти до дна.
О, кто во мраке этой ночи
Ее удержит? Кто поймет?
Никто! Она закрыла очи
И бросилась в водоворот.
К чему ей длить душевный пламень?
Зачем ей жить среди людей?
В Кистетии последний камень
И тот отныне не друг ей!
Жена и муж, не оба ль сразу
Они запятнаны грехом?
Не подчинился он приказу,
Она рыдала над врагом…
И унесла река А газу,
Смешала с глиной и песком.
В глухую полночь, на вершине,
Где вечным сном Джохола спит.
Виденье чудное доныне
Случайным взорам предстоит.
Над одинокою могилой
Взывает призрак мертвеца:
"Звиадаури, брат мой милый,
Что не покажешь ты лица?"
И с отдаленного кладбища,
Во мраке ночи строг и хмур,
Покинув скорбное жилище,
Встает замученный хевсур.
Блестит оружье боевое,
Скрестились руки на груди…
Он молча чествует героя,
И на скале, где встали двое,
Встает Агаза позади.
И вот среди вершин Кавказа
Мерцает зарево костра,
И снова трапезу Агаза
Готовит братьям, как сестра.
Сквозь сумрак ночи еле зримы,
В сиянье трепетных огней
Ведут беседу побратимы
О дивном мужестве людей,
О дружбе, верности и чести,
Гостеприимстве этих гор…
И тот, кто их увидел вместе,
Не мог насытить ими взор.
Но предначертан волей рока,
Непроницаемый для глаз,
Туман, как черная морока,
Скрывает витязей от нас.
Встает он пологом заклятым
Над очарованным холмом,
И не разбить его булатом,
И не рассеять волшебством.
Шумит река в теснине черной,
Ущелье, кашляя, хрипит,
И лишь пиримзе, [17] цветик горный,
В пучине бездны непокорной.
Головку вытянув, глядит.