Царь
Мой Шере, взгляни за окно, Кто там завывает во мраке?Шере
О царь, за окошком темно. Пируют, как видно, гуляки.Царь
Мой Шере, я слышу кричат. Пойди, разузнай, бестолковый. Но двери на петлях скрипят И визирь вбегает дворцовый. Глашатай великих скорбей, Посыпал он голову прахом И белого снега белей, Сказал государю со страхом.Визирь двора
Срази супостата господь С такою же силой смертельной, С какой он и душу и плоть В сосуд превращает скудельный. Скончался твой сын, государь! Нет больше Этери прекрасной! На войнах не видел я встарь Кончины настолько ужасной! Как только внесли лекаря Этери в покои к больному, Поднялся он, взором горя, Смертельную чуя истому. Супругу он обнял рукой, Приник к окровавленным ранам, И вдруг перед милой женой На ложе упал бездыханным. Мы ах не успели сказать Этери взмахнула кинжалом… Доселе его рукоять Торчит под соском ее алым! Покрыла Царя темнота При вести об этой кончине. О горе! Открылись врата В страну мою бедную ныне! Мой сын был опорой стране, Он был нам светила дороже… Зачем не оставил ты мне Дитя мое, господи боже? XIV И вот, улыбаясь вдали, Опять засияло светило, Но бедные очи земли Смотрели туманно и хило. Весь трауром город одет, Унылые реют знамена. Вельможи, встречая рассвет, Рыдают у царского трона. И медленный стелется дым, Клубясь над костром поминальным. И лев — спасалар, недвижим, Стоит перед войском печальным. Стоит, опираясь на меч, Высокому пред ан престолу, И пламя колеблется свеч, И стяги повергнуты долу. Не плачет над башней труба, Не бьют на заре барабаны. В глубоком молчанье толпа Идет, заливая поляны. И в рощах умолк соловей, Затихли веселые птицы, И смотрят из чащи ветвей, Как толпы идут из столицы. Свершая священный обряд, Святитель выходит из двери И визири шествуют вряд, Не видно лишь визиря Шере. Два гроба плывут над толпой Один деревянный, дощатый. Другой, впереди, дорогой, Повит пеленою богатой. И падает наземь народ, Услышав церковное пенье, И слезы обильные льет, И волосы рвет в исступленье. По воле усопшего, тут На светлом лесном косогоре, Где птицы лесные поют, Остались влюбленные вскоре. В двух темных могилах легли Поодаль они друг от друга, Чтоб даже в объятьях земли Не видела мужа супруга. Но скоро чудесную весть Услышали жители края: Над бедной пастушкою здесь Фиалка возникла лесная. И рядом, на холме другом, Открылась огромная роза. Цветут они ночью и днем, И в зной, и во время мороза. И вечно друг к другу стремясь, Листы воедино сплетают, И птицы, людей не боясь, Над ними весь день распевают. И бьет животворный ручей Близ этих надгробий зеленых, И сладостной влагой своей Целит безнадежно влюбленных. Кто этой воды изопьет, Тот сердцем не будет изранен, Будь он из богатых господ, Иль просто бедняга крестьянин. XV А Шере, вы спросите, что ж, Проклятый убийца Этери? С утра и до вечера нож Он точит сегодня у двери. Зачем ему острый клинок? Не смерти ли хочет несчастный? О чем, средь людей одинок, Хлопочет преступник опасный? Давно уже, старый злодей, С заплатанной ни щей сумою Он бродит вдали от людей И дико трясет головою. При царском дворе позабыт, Отверг он вельможное званье, И только угрюмо молчит, Когда его гонят крестьяне. В древесное лыко одет, Больной, сумасшедший калека, Боится на старости лет Смотреть он в лицо человека. И вечно он рыщет в горах, В лощинах, травою поросших. То волком завоет, и страх Хватает за сердце прохожих; То горным козлом закричит, То диким завоет шакалом, То меч свой и ломаный щит Таскает на ослике малом. То снова, как злой нетопырь, В дремучей трущобе ютится… Однажды ушел в монастырь С монахами богу молиться. Да где там! Молитвы не впрок Тому, кто отрекся от бога. И снова, как перст, одинок, Он точит клинок у порога. Зачем же несчастному нож, Молитвы к чему и стенанья? Затем, что ему невтерпеж На наше смотреть мирозданье. Затем, что безумной рукой Сегодня он выколет очи, Затем, что смертельный покой Он видит в безмолвии ночи.